Женя молчал. У него сейчас боролись два чувства: жалость к Ване и чувство пионерского долга. В его голове пронеслись мысли о встрече с танкистом Василием Мягковым, сбор пионеров, на котором Ваня рассказывал историю с Дружком, и, наконец, совсем недавний спор об учёбе. Он еще больше взволновался, но сказал уже более твёрдо.
— Понимаешь, Ваня, ведь об этом всё равно узнают.
— Не узнают. Хочешь, я сейчас порву его.
— Ну, рви…
Однако Ваня не порвал дневника. Он сразу вспомнил о маме и, особенно, папе. Совсем недавно папа сказал: «В воскресенье, если только вернусь с завода рано, займусь тобой. Давно мы с тобой не разговаривали». А вдруг он спросит дневник? Как я ему покажу тот, с двойками?
Идя домой, Женя встретил Володю. В одной руке Володя нёс сумку с хлебом и продуктами, а в другой — какую-то доску, поднятую по дороге.
— Это для чего? — спросил Женя, указывая на доску.
— Да у нас дров нет, — просто сказал Володя. — Мы с Серёжей уже в лес ходили, насбирали по вязанке сухих сучьев, но маловато…
Женя знал, что живут Серовы тяжело. Ему, например, нечего о дровах думать, мама живёт при учреждении, в котором работает. У Вани тоже всё есть, а вот им, Володе и Серёже, — другое дело, они сами заботятся о дровах.
— А ты где был? — спросил Володя.
— У Спицына…
— Занимались?
— Угу… — неопределённо буркнул Женя.
— По немецкому? Или по арифметике?
— Да, плохо у Вани с арифметикой.
— Сам виноват, — сказал Володя, и они пошли вместе — им было по пути.
Не терпелось Жене поделиться с Володей тяжкой новостью о втором дневнике товарища. Но как? И Ваню жаль, и утаить совесть не позволяла. Он всё же надеялся, что Серёжа как-нибудь найдёт выход, и рассказал Володе всё, что видел и знал о дневнике.
Сообщение Жени очень взволновало ребят. Они спешно собрались у Серовых и стали решать, как быть. Сначала все очень рассердились на Ваню и хотели придать делу сугубо официальный ход: сам заварил, сам пусть и расхлёбывает. Но тут кто-то сказал, что это в сущности подделка документов, а за подделку документов сажают в тюрьму. Сажать Ваню в тюрьму ребятам всё же не хотелось. Потом ребята хотели посоветоваться с Фёдором Тимофеевичем. (Они всё ещё считали его своим первым доверенным лицом). Но вдруг Фёдор Тимофеевич посоветует отдать Ваню под суд: дело-то не шуточное, подделка дневника, обман родителей.
Срочно вызвали Ваню для личных объяснений. Когда ребята растолковали ему всю тяжесть его проступка, Ваня совсем растерялся, не мог сказать ни одного слова, а только с тоской и мольбой смотрел то на одного, то на другого товарища.
— Ну, вот что, Ваня, — строго сказал Серёжа, — раз уж сам плохо соображаешь, то обещай сделать всё, что мы тебе скажем. Я думаю, ребята, теперь остался один выход: надо, чтобы он на деле оправдал те отметки, которые сам себе выставил. Если оправдает, тогда посмотрим, что делать дальше, а не оправдает — пусть пеняет на себя.
Ваня согласился.
И теперь каждый день после уроков ребята собирались у Серовых. Спицын был послушен, как ручной ягнёнок. Занимались с ним все: Серёжа, Женя, Володя и даже Юра, хотя у него у самого по арифметике больше тройки не было отметки. Навалились на Ваню так, что он за эти недели похудел, но уже кое-что знал. Закрепил в памяти то, что было непрочно.
Экзамены начались. Серёжа сдал русский на пятёрку. Он после окончания пятого класса собирался поступить в ремесленное училище. Большое горе случилось у него: погиб отец в боях за освобождение Украины. Извещение пришло неожиданно, короткое, тягостное. Командир части сообщал на имя Серёжи Серова:
«Ваш отец, Серов Пётр Николаевич, погиб смертью храбрых в боях с немецко-фашистскими оккупантами за нашу Советскую Родину».
Потом Серёжа получил несколько писем: от командира части, от бойцов, служивших с отцом, но эти письма не успокаивали его, а ещё больше вызывали страданий и горя.