Повести и рассказы

Я купил и перечитал обе книги в колледже. К тому времени наводнение смыло мой экземпляр "Козерога", а "Рак" просто распался в своем убежище под камнем. Мне все еще приходилось часто прибегать к словарю, но, по крайней мере, теперь я понимал, о чем, черт возьми, он говорил в большинстве случаев. Я также прочитал его трехтомник "Роза распятия"[14] — если говорить о ниспровержении устоев, достаточно взглянуть на название. Благодаря именно этим книгам, прочитанным в колледже, я понял, что существует и другой Миллер.

Генри учитель.

Сегодня я смотрю на свою книжную полку. Она забита книгами тех, на кого меня навел Генри Миллер. Альбомы художников Георга Гросса, Леже, Утрилло, Пикассо, Нольде, Родена и многих других. Миллер прямо или косвенно ответственен за большую часть того, что я знаю о современной живописи. Но в основном здесь художественные книги. Не только книги его друзей, таких, как Анаис Нин и Лоуренс Даррелл, но и Пруст, Селин, Казандзакис, Лоуренс, Достоевский, Бальзак, Кеннет Пэтчен, Блез Сандрар, Рабле, Уитмен, Кнут Гамсун, Якоб Вассерман, Лотреамон — список можно продолжать и продолжать.

Ни один другой беллетрист так настойчиво не упоминал о своей любви к искусству и не был так щедр на свои вкусы и влияния, никто в истории. Наоборот — большинство старается их скрыть. Но Генри всегда оставался поклонником, истинным энтузиастом и гордился этим. Читать его — значит получать бесценное знакомство с прекрасной литературой. А читать тех, кого он рекомендует — значит стать очень образованным человеком.

Это часть его наследия. Возможно, вы, как и я, поглощали все его вещи и жаждали большего. Это проблема писателей, которых вы любите: они уходят и умирают на вас. Но его собственные произведения — это лишь верхушка айсберга. Прочтите "Гаргантюа и Пантагрюэля" Рабле или "Путешествие на край ночи" Селина, и вы, по сути, будете все еще читать Генри. Все еще ощущать его вкус.

С этим вкусом я жил всю свою взрослую жизнь до того яростного момента под дождем.

Я пытался стать писателем и потерпел неудачу. На вершине одинокой горы в Нью-Гэмпшире, борясь со своим первым романом, я прочитал "Колосса Маруссийкого" и написал Генри, умоляя дать мне возможность посидеть у его ног несколько минут, надеясь, впитать то, что он знал, а я нет. В ответ я получил открытку из лос-анджелесской больницы, в которой говорилось, что он желает мне всего наилучшего, но сейчас слишком болен, чтобы принимать посетителей. Мне показалось, что я услышал подтекст, говорящий о том, что он умирает, и это повергло меня в непривычный приступ молитвы и мольбы любым богам о его здоровье и безопасности. Нам нужен был Миллер. По крайней мере, мне. Его книги, казалось, всегда исцеляли какую-то зияющую рану одиночества во мне.

Он, конечно, не умер. Умерла только моя книга.

Я также пытался быть Элвисом, но обнаружил, что выход на сцену для меня — это почти то же самое, что выпить четыре мартини. Либо я был трезв и достаточно напуган, чтобы забыть слова песни, либо слишком пьян, чтобы их помнить. Поэтому я поступил так, как, в конце концов поступает любой неудавшийся артист. Я нашел работу.

Я получил ее через "New York Times". Честно.

В колонке "Требуется помощь" предлагалась вакансия читателя-рецензента в литературном агентстве. Я решил, что единственное, что я могу делать — это читать.

Поначалу, сидя перед приятным, окруженным рукописями человеком, который должен был стать моим боссом, я чувствовал себя подавленно. Он описал мне первую работу. Пояснил, что в агенстве действует платная система. Начинающие авторы присылают рукописи вместе с платой, размер которой зависит от типа и объема рукописи. Рассказ может стоить $50, роман — все $250. После получения чека рукопись ложится на стол читателя-рецензента.

Я успел увидеть читальный зал. Полдюжины столов, стоящих вплотную друг к другу, за которыми сидели, по-видимому, студенты колледжа или ребята, только что окончившие колледж, листающие стопки бумаг или печатающие на компьютерах фирмы "IBM".

Задача рецензента заключается в том, чтобы оценить возможность продажи рукописи. Если окажется, что рукопись продать нельзя, рецензент должен написать автору письмо, длина которого также зависит от размера гонорара, а не от сложности рукописи или относительной трудностью ее сбыта. Заплатил пятьдесят баксов — получишь ответ на двух страницах. Заплатил сотню — ответ будет на четырех страницах. И так далее.

Девяносто процентов этих рукописей продать невозможно, хотя время от времени появляется что-то стоящее, и рецензент рекомендует рукопись агенту, который тоже ее прочитывает. Девяносто процентов из этих рукописей тоже не продаются. Можете представить, сколь ничтожен вариант попадания рукописи неизвестного автора в руки издателя. Это равносильно избранию в коллегию кардиналов.

Я уже собирался сказать "спасибо, но нет", когда он описал мне вторую работу.