Вышла Нина и не знает, куда идти. Хотела вернуться назад, спросить, но не осмелилась. Постояла, подумала и медленно побрела по улице, рассматривая вывески.
Прошла одну улицу, вторую — нет ремонтной мастерской да и только! Начала приглядываться, у кого бы это спросить, и все никак не могла осмелиться: тот слишком важный и серьезный, этот чем-то озабочен, у того вид очень строгий. А когда, наконец, обратилась к одной доброй женщине, та ласково ответила:
— Не знаю, детка!
Долго бродила Нина, пока набрела наконец на ремонтную мастерскую.
Работало там много мастеров, но еще больше был заказчиков. То ли мастерских не хватало в городе, или день такой попался, но целая очередь выстроилась к тому мастеру, который принимал заказы.
Пришлось и Нине стать в очередь. Стоит и чуть не умирает с голоду. Уже придя из школы, она захотела есть, а теперь вон сколько времени прошло и неизвестно еще сколько пройдет. А дома, наверно, уже обедают…
Но и дома дело с обедом усложнилось. Отец, придя домой, как всегда спешил. Вечно у него какие-то там балансы, отчеты, сметы.
Толя соскочил со стула, поставил его к обеденному столу, а потом уже показал отцу свой табель.
Не видел бедняга, что тот юркий винтик, который давно собирался выскочить, воспользовался случаем и вывалился на пол. И второй уже вылез наполовину…
Отец просмотрел табели, погладил бороду и, довольный, проговорил:
— Тянитесь, тянитесь, детки! А где Нина?
— Понесла ботинок в ремонт. Сейчас придет.
— Ну, мать, давай быстрей обедать, я спешу!
Бодрый, довольный, подошел он к столу и грузно опустился на стул. И вот тут произошло такое, чего тот никогда в жизни не забудет. Стул скрипнул, начал разъезжаться — и отец полетел на пол!
Солидный уважаемый отец, с бородой и с усами, такой важный и серьезный — полетел вверх тормашками будто мальчишка какой, как-то смешно взмахнул руками, а ногу задрал так высоко, что зацепил тарелку, и, наконец, грохнулся на пол, как слон, даже весь дом вздрогнул.
Мать закричала не своим голосом. Толя побледнел, и словно прирос к полу. Перед глазами у него поплыли круги.
Отец медленно поднялся и уставился на Толю грозным взглядом. Толе показалось, что настала долгая, тихая, жуткая ночь.
— Твоя работа? — послышался, наконец, сдавленный голос, и рука отца сжала спинку искалеченного стула. Толя вобрал голову в плечи. Мать бросилась к отцу. Тот все глядел на Толю, тяжело дыша. Потом, растягивая слова, проговорил:
— Сейчас же отнеси стул в мастерскую и не возвращайся назад, пока он не будет исправлен. Марш!
Толя с облегчением вздохнул, радуясь, что вся эта история окончилась так счастливо для него. В один миг накинул куртку, схватил стул и выскочил из комнаты.
… А Нина в это время подошла уже к мастеру и подала ему ботинок.
— Гвоздь надо поправить, колется, — сказала она. Мастер взял ботинок, взглянул на него одним глазом и начал писать квитанцию, сказав:
— Придешь через четыре дня. Нина стала жалобно просить:
— Тут только один гвоздь загнуть… Пожалуйста, сделайте сейчас… Я всю ногу покалечила.
— Видишь, сколько обуви нанесли? — хмуро ответил мастер. — Всем сразу не сделаешь, надо по очереди.
— Мне не в чем ходить, а работы тут пустяк… Я подожду, — просила Нина.
— И небольшую работу всем сразу не сделаешь, — сказал мастер и занялся следующим заказчиком.
Нина отошла в сторону. Четыре дня!.. Неужели он не согласится починить сейчас? Нет, лучше дождаться, пока все люди выйдут, и тогда она снова попросит.
Полчаса, что ждала Нина, показались ей целой вечностью. Наконец все разошлись, и она снова подошла к мастеру.
— Ты еще здесь? — удивился тот.
— Дяденька, пожалуйста, сделайте сейчас. Ну что вам стоит? — просила она, чуть не плача.
Мастер взглянул на нее ласковее и взял ботинок! Осмотрел, ощупал его и сказал:
— Ладно, так и быть!
Взял какую-то железяку, — не то напильник, не те большой гвоздь, уперся ею в острый конец гвоздя, стукнул по подошве раз-другой молотком — и протянул Нине ботинок.
— Готово!
А та стоит с вытаращенными глазами, будто увидела что-то необыкновенное.
— Ну, бери, готово уже! — повторил мастер.
— А… сколько стоит? — проговорила Нина.
— Да нисколько, — ответил мастер и взялся за другую работу.
Нина постояла, повертела в руках ботинок, а потом, как бы между прочим проговорила:
— Но это же я и сама могла бы сделать!.. Мастер улыбнулся.
— Могла бы! Любой ребенок мог бы. Только нет у вас такой привычки. Все ждете, чтобы за вас сделали.
— Спасибо! — сказала Нина и вышла, вся красная от стыда.
Всю дорогу она думала про этот «ремонт». Сколько хлопот было из-за одного несчастного гвоздя! И ногу исцарапала до крови, и чулок порвала, и чуть не весь гора избегала, и в очереди стояла, и проголодалась, — а вес ремонт тянулся полминуты. И особенно досадно, что такой ремонт она и сама могла бы сделать…
… Толя шел по улице и проклинал несчастный стул, который он сам и довел до такого плачевного состояния.
Ножки стула, как нарочно, задевали каждого встречного, и каждый встречный ругался:
— Ты чего это с такой бандурой на тротуаре толчешься? Иди на середину улицы!