Повести и рассказы

Он, видимо, чувствовал свою вину. И откровенно побаивался небольшого, но все же областного начальничка с плечами, как у баяна на свадьбе. Ведь Николай Иванович Ярыгин наверняка просил их здесь приглядывать за «другарем», помогать. Да вот, не уберегли от неприятности. Кутаков слушал Феликса (про объявление в газете, про новый переезд) и кивал, как заведенный.

— Вы… вы еще нашему общему другу не сообщали? Про вчерашний поджог? И не надо! Мы тут все сделаем… покроем, так сказать, ущерб…

— Да не стоит, — скривившись от неловкости, отвечал Феликс.

Он принялся протирать очки. — Вы мне помогите только в Саяны летом улететь.

— Обязательно! Непременно!

— Это же тоже ваш район?.

— Наш, наш! С этой, западной стороны — наш, — отвечал заместитель главы администрации. — И не о чем не беспокойтесь! Отправим с гляциологами… бесплатно отправим… а объявление в хазету я сам лично продыктую! Сейчас же! — И смуглый человек с усиками, очень похожий на таджика или узбека, но судя по выговору украинец, проводил гостя до второй, коридорной двери.

5

Но когда к ночи Феликс вернулся домой, он с замершим сердцем увидел на краю села грязнорозовое облако света и свой заплот с воротами, лежащие на снегу, черные, затоптанные. Само жилье стало вдруг низеньким — лишилось второго, деревянного этажа, потеряв и крышу, и застекленную башню, где так и не успел Феликс оборудовать себе «монплезир» — уютную спаленку для летнего времени… А у первого этажа внешние пожарозащитные стены в полтора кирпича устояли, но в проломы окон было явственно видно — внутри все выгорело. Впрочем, кое-где огонь еще скалил красные зубы.

Феликс пробежал во двор — пожар уничтожил и мастерскую, спасенную вчера, но пощадил расположенные в стороне баню и хлев с коровой. В воздухе вились проснувшиеся, вылетевшие из подвала пчелы — или это Феликсу показалось? Наверное, клочья сажи.

Эля в шубейке и в шерстяной, воняющей пламенем шали, с какой-то палкой в руке, и сын молча замерли на улице, вокруг них валялись на грязном снегу постели, сумки, ведра, сапоги, костюмы с вешалками, подушки…

Увидев мужа, Эля, заикаясь, задергала горлом — не смогла и слова сказать. Феликс сунулся было прямо в дымящийся зев раскуроченного огнем дома, но махнул рукой и отвернулся.

Сын, исподлобья, с немальчишеской ненавистью глядя на село Весы, рассказал отцу, как среди бела дня — они с мамой как раз обедали — подкатил трактор, и люди с обмотанными в кашне мордами стали стрелять из ракетниц прямо по окнам… заряжали и стреляли… выстрелили раз двадцать… Мама и сын легли на полы, а когда вскочили (трактор уехал), дом уже горел. Мама побежала за водой, скатилась по лестнице, вывихнула щиколотку. Без Феликса потушить не удалось — огонь был бешеный, так, наверно, горит напалм (замечание сына).

Никто из сельчан не прибежал помочь, только продавщица Лида с новым своим воздыхателем — азербайджанцем Мусой — постояла у ворот. Он и снял ворота, и забор перед окнами повалил, ожидая, видимо, приезда пожарных, да откуда в тайге пожарные?

Выслушав сына, ни слова не сказав в ответ, Феликс принялся таскать спасенные мокрые вещи в баню. И опомнившись, ему принялись помогать Эля и Коля. Завтра, днем, можно будет посмотреть внимательней в доме — вдруг что сохранилось из металлических предметов. К счастью, пламя не проникло в гараж, за толстую кирпичную стену, трактор, какой он ни есть, все же, видимо, цел.

Хоть на продажу пригодится…

Электропроводка выгорела, света не было и в бане, но здесь стояли в банке свечи и лежал спичечный коробок. Эля зажгла свечи, и семья стала располагаться на ночь.

В бане было тепло еще со вчерашней топки и сухо.

Сына положили на полок — его трясло — а сами легли на чистые лавки. Но едва Эля потушила фитильки, как на улице заскрипели по снегу колеса, замяукала по-модному машина, замигали фары.

— Кто там еще?.. — Феликс набросил полушубок и, прихватив топорик, лежавший в углу, возле дров, вынырнул в темноту. — Товарищи мародеры подоспели?

Из «Нивы» неловко вылезал задом в огромном тулупе Николай Иванович. Он посмотрел на Феликса, его широкое масленистое лицо кривилось — он был пьян.

— Сучья порода!.. — загремел он, сжимая кулаки. — Бляди!..

Я сам сожгу все это село!.. Слабо?! Я-то еду насчет мастерской разобраться… скажи, Санька?! А тут уже Сталинград?.. Где?! Где этот Платон, бригадир бывший… он — заправила, мне всё доложили… Саня! — Он заорал шоферу, находившемуся от него в полуметре, тонколицему парню в пятнистой меховой куртке. — Ну-ка, афган, сюда их!.. Этот возле клуба живет, на воротах две рыбки из дерева… Я его… я из него русалку сделаю!.. По дороге других прихватите!

— Да что теперь, — пробормотал Феликс.

Но водитель, бесстрастно кивнув начальнику, газанул на всю деревню и укатил.

— Теперь так, — обратился городской гость к Феликсу. — На сколько застрахован дом?

— Ни на сколько, — отвечал хозяин пепелища. — Денег же больше не было, я трактор купил, ульи.