Повесть о суровом друге

Тонька, стоя у калитки, с нежностью смотрела на Ваську. Потом она зачем-то побежала в дом.

— А тебя в тюрьме били? — спросил Илюха.

— А как же? — ответил Васька. — Для того и тюрьма у немцев, чтобы людей терзать.

— Вот глядите, как били, — сказал я с гордостью за Ваську, снял с него шапку, и ребята с уважением потрогали шрамы на Васькиной голове.

— За что тебя били? — спросил Илюха.

— Много будешь знать, скоро состаришься, — сказал Васька, взял мешок и легко перебросил его через плечо.

— Пойдем, Леня, а то базар кончится.

— Вась, а кто у нас флаги поснимал? — не отставал Илюха.

— Бандит Яблочко.

В эту минуту из дому выбежала Тонька. Что-то пряча за спиной, она озорно оглядела ребят.

— Кому подарить? — спросила она, подняв над головой вареную картошку.

— Мне, — поспешно сказал Илюха.

— Мне, мне, — в один голос проговорили мы с Учей и потянулись к Тонькиному угощению.

Один Васька молчал.

— Давай мне, — сказал Абдулка.

— Ты уже ел, — заметила Тонька и несмело подошла к Ваське: — На, Вась, ну бери же, у меня еще есть.

— Вот еще, зачем я возьму? Ешь сама.

— Да бери же, чудной, — попросила она с обидой в голосе и насильно сунула картошку в карман Васькиного пиджака.

Васька укоризненно покачал головой и сказал:

— Ну ладно, за мной будет долг…

Мы пошли. Дорогой Васька спросил:

— Хочешь есть?

— Так себе, — сказал я и подумал: «Хорошо бы…»

Васька вынул из кармана Тонькину холодную картошку и дал мне.

— А ты? — спросил я.

— Ешь, я сытый.

Все же я разломил картошку пополам.

— Бери ты, тогда и я возьму.

— Не выдумывай. Я старший и могу терпеть.

Все-таки я переспорил, и мы разделили картошку на двоих.

3

Базар, открытый на Сенной площади, был немноголюдным. Несколько торговок с макухой и колбасой, подвода с подсолнухами и высокий воз соломы. Одна подвода привезла кукурузу. Возле нее была давка.

Наверху, прикрыв собой желтую кукурузу, сидела толстая крестьянка. Рядом с ней — дядька в оранжевом кожухе и в бараньей шапке. Он кричал:

— Гражданы, не товчиться коло брички! Уже нема кукурузы, уся!

— Эй, — выкрикнул один из толпы, — за сапоги сколько дашь? — И поднял над головой новые хромовые сапоги.

Крестьянин пренебрежительно взглянул на них.

— Два фунта, — сказал он и отвернулся.

Толпа напирала. Но толстая тетка пищала:

— Нема, бабоньки, кукурузы, и не стойте, нема.

В стороне громко кричала другая торговка:

— Колбаса баранья по дешевке! Сто тысяч рублей порция! Только сто тысяч!

— В кавалерии твоя колбаса не служила? — спросил проходивший мимо паренек.

Торговка осыпала шутника бранью.

— Раки, раки! — вдруг услышал я сзади грубый голос.

Я оглянулся и увидел старуху. Она была обута в сапоги. На маленьком лице, закутанном в серый платок, выделялся толстый нос, из которого торчали черные волосы. Глаза у старухи были темные, как два медных пятака.

Васька достал кофту и начал торговаться с теткой, продававшей пять штук картошек, а я подошел к старухе посмотреть раков.

— Ты шо, хлопчик, — спросила она, — рака хочешь?

— Почем? — деловито осведомился я.

Старуха пытливо оглядела меня и сказала:

— Не купишь, дорого.

— А может, у меня сто тыщ есть, — сказал я.

Старуха показала в улыбке желтые зубы и сочувственно покачала головой.

— Бачу я, бидный ты, хлопчик. Я тебе рака за так дам, без грошей.

Она взяла за клешню одного рака и протянула мне. Я попятился.

— Бери, дурный, — сказала она, — бери, я еще дам. Ты хлопчик бидный, я бачу.

Машинально я принял от нее двух раков и покосился на Ваську, который уже продал кофту и покупал картошку. Я хотел было подойти к нему, но старуха потянула за руку:

— Иди до мене, хлопчик, у тебе, мабуть, батька нэма, да?

— Нету, — угрюмо сказал я.

— Ну вот. Я и вгадала. Як тебе зовуть?

— Ленька.

— От, яке гарне имя, аж мини завидно. А скажи, Леня, що там за собрание сегодня в городи?

— Праздник нашей власти, — сказал я.

— А-а, вот як! Шо ж, усим туда можно, чи тилки Червоной Армии?

— Только трудящим, — ответил я.

— О це гарно, — воскликнула старуха, — значит, пиду и я! Хоть трошки порадуюсь на старости. А може, мени не пустить начальник Червоной Армии?

— Не знаю, — ответил я, — у него и спроси.

К нам подошел усатый дядька с плеткой в руках. Он шлепнул по старушкиной табуретке и весело спросил:

— Торгуешь, бабуся?

— Торгую, торгую, — ответила старуха, не глядя на подошедшего. — Не мешай, торгую.

Дядька отошел и побрел по базару, похлестывая плетью по голенищам сапог.

Старуха все ближе привлекала меня, поглаживая мое плечо огромными, как клешни, руками.

— Ты, Леня, бери ще рака, — сказала она, — бери, не бойся. И скажи, до кого ж мени обратиться… хто ж тут за начальника Червоной Армии?

— А шо? — спросил я, насторожившись…

— Так, — безразлично ответила она. — Интересно, кто может буть начальником, колы тут усий армии два человека?

— А вот и не два, — возразил я.

— А скильки ж? — ласково спросила старуха и притянула меня к себе.

Мне стало противно. Я начал вырываться и крикнул.

Подбежал Васька.

— Ты чего? — спросил он и глянул на старуху.

— Вот обнимается, — сказал я. — Дядю Митяя ей надо.

Старуха гневно метнула глазами и вдруг крепко схватила меня за полу пиджака: