Повесть о школяре Иве

— Остановитесь, наконец! — визгливо выкрикнул магистр и изо всех сил забарабанил кулаками по столу.

Многие умолкли.

— Я должен признаться, — сказал магистр, — что доводы, приведенные Сюзанной, говорят в пользу школяра Ива. Мало того: я должен признать, что ошибся в своих догадках в силу коварно сложившихся обстоятельств. Теперь, прозрев, я понял, что школяр Ив благородно не хотел выдавать своих товарищей, а аптекарь просто струсил и утаил, у кого купил книгу, боясь мести этой шайки негодников. И, согласно незыблемому закону священного долга и защиты чести своего высокого звания, я обязан признать свою ошибку и, с одной стороны, принести извинения неправильно обвиненному мною ученику своему, с другой — покарать ученика виновного. Во исполнение сего… — Тут магистр сунул руку за пазуху, вытащил оттуда книгу и протянул ее Иву. — Возвращаю тебе твою книгу, совершившую, к счастью, удачное кругообращение. А тебя, Готье, я освобождаю от обязанности своего ученика, звание которого ты опозорил. Вору не место в рядах учеников моей школы! Ступай и не попадайся больше мне на глаза!

Искренность и взволнованная величавость, с какими были сказаны эти слова, подействовали на присутствующих. Они встретили решение магистра бурным одобрением, вытолкали за дверь, не без помощи Сюзанны, Готье, Алезана с его приятелями и, окружив магистра и Ива, угощали их вином и пили за их здоровье под гром клятв хозяина таверны, клеймящего позором всех воров на свете…

Ив долго не мог прийти в себя после всего, что произошло в этот вечер. Уйдя в каморку, он разложил листы пергамента для переписки, приготовил письменные принадлежности и сидел, держа в руке перо до тех пор, пока в светильнике не выгорело масло и фитиль начал чадить. Глядя на возвращенную книгу, Ив думал о старом деревенском священнике, трогательно уверенном в божественном начале науки, просвещающей души школяров, и в непогрешимой мудрости парижских магистров. Думал об отце, раньше времени сгорбившемся от работы и нищеты Думал о древнем раскидистом дубе на краю оврага, о тихой, заросшей водяными лилиями Эре, словно остановившейся в своем течении, о птичьем щебете на рассвете…

Проснулся Ив, когда поздно утром, встревоженная его отсутствием, Сюзанна вошла в каморку. Лист пергамента, приготовленный вечером для переписки, был совершенно чист. Гусиное перо лежало на полу.

Глава XI СЛЕПНИ

На следующее утро на урок не пришли ни Алезан, ни его приятели. Среди школяров прошел слух, что после вчерашнего происшествия Алезан решил оставить магистра Петра и поискать другого учителя. Никто не удивился столь обычному для школьной жизни случаю. Переходить от одного магистра к другому по тем или иным причинам было принято даже в лучших церковных и частных школах Парижа, Лана и Реймса [82].

Магистр Петр с особенной торжественностью, по–латински, вызвал Ива с его книгой, заставил читать, переводить и толковать текст. После чего удостоил особой похвалы:

— Maximae laude dignus discipulus! [83]Лицо магистра сияло: он искупил свою несправедливость.

Доволен был и Ив. Когда он возвращался в город, всё ему казалось замечательным: и кудрявые барашки облаков, и веселый звон колокола аббатства, и певучая трескотня кузнечиков в душистой и сочной траве, и величавый полет ястреба.

Выйдя на Орлеанскую дорогу, Ив очутился меж двух рядов людей и повозок, двигавшихся навстречу друг другу. Как всегда, шумела говорливая толпа, и над ней неслась задорная песня о любви и весне, бродячими жонглерами занесенная с жизнерадостного юга.

У ворот мостового замка пришлось остановиться: гут скопилось множество повозок, загородивших дорогу. Посреди них верхом на тощей лошади с понуро опущенной головой сидел старый рыцарь в ветхой кожаной безрукавке, с длинными ржавыми железными шпорами на истрепанных полубашмаках. Ветер трепал седые волосы его непокрытой головы, борода и усы печально свисали с морщинистого, обожженного солнцем лица. Рядом стоял оруженосец рыцаря, тоже старый и худой, в пестрой от заплат одежде, с ногами, обмотанными по–деревенски лыком. Одной рукой он придерживал на плече длинное копье своего господина, другой опирался на щит с зелеными узорами по краям, а посредине нарисованным красным дроздом с извивающимся червяком в клюве.

Глядя на этого мелкопоместного, а то и вовсе безземельного странствующего рыцаря, на его убогость и молчаливую покорность в ожидании пропуска на мост, на его старую клячу с голой репицей облезлого хвоста, на седло и уздечку без всякой отделки, на выцветшие краски щита, Ив вспомнил своего надменного сеньора дю Крюзье и жестокого барона де Понфора с их замками и обширными поместьями, с их дорогими плащами и пышными выездами. Эти мысли вернули Ива к недавнему прошлому. Он снова вспомнил замок Понфор и звонаря Фромона, вспомнил и про оружейника, к которому надо зайти. «Вот сейчас и пойду на другой конец моста», — решил он, пробираясь к воротам замка.