После чего, сделав паузу, приступил с торжественностью интонаций и жестов опытного оратора и с поистине цицероновской [79]беспощадностью клеймить порочное поведение Ива, позорящего благородное звание школяра. Он призывал в свидетели своих учеников, а заодно и всех посетителей таверны, изощряясь в самых изысканных клятвах, пользуясь именами никому не известных древнегреческих божеств. Вот как было дело: аптекарь, у которого живет Ив (заметьте это!), предложил ему, магистру, купить книгу. Он, магистр, узнал эту книгу, она принадлежала школяру Иву. Но на вопрос, откуда эта книга, аптекарь сказал, что приобрел ее давно и позабыл у кого. Аптекарь не хотел назвать имени Ива (заметьте это!), чтобы не проверили, сколько он хочет нажить на перепродаже. Сам же Ив на вопрос, где его книга, два раза в присутствии здесь находящихся товарищей его ничего не захотел (заметьте это!) ответить.
Может возникнуть вопрос, в чем же виновен школяр Ив? Primo, в том, что занялся бесчестным промыслом тайной (заметьте это!) продажи книг, secundo — что эта книга не была приобретена им за деньги, а являлась подарком почтеннейшего мужа, творца ее и учителя Ива, и tertio [80], — что постыдным поведением своим школяр Ив набросил тень на школу, то есть на всех товарищей своих и на меня, их руководителя.
— Horendum spectaculum! [81]— простонал в заключение магистр Петр, схватившись за голову.
При этих его словах приятели Алезана подняли гиканье и свист, выражая негодование поведением Ива. А наиболее рьяный из них, Готье, подскочил к нему и, теребя за рукав, крикнул:
— Позор! Розог ему!
— Розог!! — подхватили школяры, окружив Ива.
Магистр Петр поднял руку:
— Замолчите! Пусть сам провинившийся признается в вине своей. Стань на колени, несчастный, и сознайся в постыдном поступке своем!
Школяры замолчали. Глаза всех, кто был в таверне, с любопытством смотрели на Ива. Он продолжал молча стоять, наклонив голову. Волосы свисали по сторонам его побледневшего от волнения лица.
В эту минуту полной тишины раздался стук деревянных башмаков. Из-за стойки вышла Сюзанна Ее сильные руки с засученными выше локтя рукавами мигом растолкали толпившихся школяров, и, подбоченясь, она стала рядом с Ивом. Вид у нее был воинственный: веселость из глаз исчезла, брови строго нахмурились, чепчик сдвинулся на затылок, и вьющаяся прядь волос упала на лоб.
— Не в чем ему сознаваться, — сказала она магистру Петру. — И никакого проступка за ним нету. А вы, не разобрав толком этого дела, ни за что ни про что обижаете честного парня!..
— Замолчи! — перебил ее хозяин — Не в свое дело суешься!
— Не замолчу! Он честней их всех!.. — Сюзанна кивнула на школяров.
— Защитница какая нашлась! — раздался в ответ насмешливый голос.
— А, это ты, сир Готье? Ну-ка выйди сюда на минутку. — Сюзанна поманила школяра пальцем. — Покажись-ка всем, каков ты есть.
Готье подошел, приплясывая, с презрительной улыбочкой и, пожимая плечами, развязно оглядывал окружающих.
Сюзанна схватила его за руку, подтащила к магистру и сказала:
— Вот кто украл книгу!
Магистр вытаращил глаза. Его взгляд перебегал с Готье на Сюзанну. Пальцы судорожно перебирали края рукавов.
— Ловко! — вскрикнул кто-то за его спиной.
— Ай да школяры!.. Воры! — подхватили другие.
— Не может этого быть! — с возмущением крикнул Алезан.
— Кому–кому, а тебе помолчать бы! — ответила ему с усмешкой Сюзанна.
— Говори, — дрожащим от волнения голосом сказал ей магистр.
Сюзанна рассказала, что Ив сообщил ей после урока на Лугу Школяров о пропаже книги, что она, зная темные делишки приятелей Алезана, стала прислушиваться к их разговорам, что на другой день после пропажи книги сильно подвыпивший Готье хвалился перед своими друзьями, что выгодно продал какую-то книгу.
Хозяин таверны несколько раз пытался прервать Сюзанну, понимая, что эта история может привести к невыгодному для его торговли обороту дела. Но Сюзанна не обращала внимания на его грубые окрики и продолжала говорить, указывая на Готье:
— Вот этот молодчик и выболтал, чья книга и кому он ее продал. Я слышала, как вы, мессир магистр, сказали, что идете к аптекарю, а вернулись вы от него с книгой под мышкой. Когда я подметала вашу комнату, посмотрела книгу, вижу — она самая, книга Ива, я ее раньше разглядывала. Вот все и сошлось, как надо. А теперь, мессир, сами решайте, кто тут вор, а кто честный человек.
В таверне поднялся шум и гам. Школяры отстаивали «честь» своего приятеля, остальные ратовали за Ива. Более рьяные из обоих лагерей засучивали рукава, готовясь вступить в драку. Два кувшина были опрокинуты, и вино текло со стола на пол.
Магистр, в волнении часто мигая глазами, силился перекричать шум:
— Остановитесь, несчастные! Воздержитесь от напрасного кровопролития! Уймите их, иначе я позову стражу!..
Последние слова были обращены к хозяину таверны, его громоподобный голос гремел в пользу Готье. Слова магистра о страже возымели некоторое действие. Голос хозяина смолк, и, хотя шум продолжался, казалось, что стало тихо.