Оскудела и офицерская еда. Криштафович и Костенецкий стеснялись приходить к Непейцыну в часы обеда и ужина. Сергей заметил это и уговаривал их есть — Филя сберег кой-какие запасы, и каши с салом бывало еще вволю. Уговаривал оставаться ночевать в своей кибитке — здесь было теплее, а главное, суше, чем в землянках, обложенных снегом. А потом Филя ухитрился сложить еще камелек из камней и глины, точь-в-точь как, уверял он, делают калмыки, и топил днем, открывая отдушину на верху кибитки.
Сергей по-прежнему через день дежурил на батарее, стрелял по городу, иногда видел, как там начинался пожар. Но больших повреждений крепостным стенам артиллерия причинить не могла.
— Только что спокою не даем, — говорил капитан Мосеев. — Однако, видать, артиллерийский запас у них не велик — редко отвечать стали, берегут…
Иногда на батарею приезжал майор Иванов и рисовал контуры очаковских укреплений, а то артиллеристов у пушек, брустверы, плетенные из ивняка «туры» и мешки, насыпанные землей. Он готовил материал для картины, заказанной самим светлейшим.
— Что изображать прикажет — самый штурм или капитуляцию, еще неведомо, — говорил художник, — но все этакое всюду сгодится. Притом мне надо за двоих рисовать. Часть набросков в Вену отправят, как светлейший в Очаков вступит. Приказал он подрядить тамошнего живописца Казанову большущие полотна писать об этой войне для дворца в Петербурге. Тот небось сюда не поедет…
— А почему вам, Михайло Матвеевич, самому большую картину не взяться писать? — спросил Непейцын.
— Потому, любезный друг, что я художник походный — привык карандашом и акварелью работать, а большую надо масляными красками писать, в просторной мастерской, да на месте сидючи в спокое полгода, а то и дольше. Мечтаю, конечно, о таком. Но и тогда, наверно, убитых да кровь писать не захотел бы. Оно, в Вене сидя, да никогда в натуре не видав, куда как легко…
Не каждый день заходивший к брату Осип был мрачен и молчалив, — видно, тосковал по своей королеве. Не стал веселей и получив от матушки семьсот рублей, которыми расплатился с долгами. В том же пакете, посланном на главную квартиру, были вложены двести рублей для Сергея и письмо от дяденьки. В нем говорилось, что в Луках и в Ступине все здоровы, чтобы берег себя и воздерживал Осипа от излишних трат, что служба в кирасирах не по их состоянию и что матушка для посылки ему запродала урожай будущего года. Сергей решил отложить такой разговор. Новых долгов Осип пока не сделает, и до переводов ли сейчас из полка в полк?..
Вечером в первых числах ноября Осип пришел к брату еще более нахмуренный, чем последнее время.
— Будут нынче у тебя Криштафович или Костенецкий? — спросил он.
— Не обещались. На что тебе?
— На то же, на что месяц назад надобны были…
— Неужто опять дуэль?
— Не кричи, сделай милость. Да, дуэль, послезавтра утром. И гляди, чтоб ни душа не знала. Которого убьют, того будто турки подстрелили. Место так выберем, чтоб похоже вышло.
— Но ведь светлейший запретил ему.
— В том и дело, что серб утверждает, будто одна дама по моему наущению просила князя вмешаться и тем спасти меня.
— Но ведь ты не говорил ей?..
— Конечно, не говорил, но допускаю, что, слышав грубости Неранжича, именно она могла сказать князю, потому что за меня боялась. А ежели так, то должен драться непременно…
— Полно, разве можно… — начал было Сергей.
— Да, можно! — закричал Осип. — И больше ничего не говори, миротворец! Я не такой добрый, как ты. Знаю, что убью его!
— За что поедешь в Сибирь и всю жизнь будешь мучиться.
— В Сибирь не пойду, ежели ты да секунданты будете молчать. И раскаиваться никогда не стану.
Разговор прервал приход Криштафовича. Выслушав, Андрей также попытался образумить Осипа. Но тот твердил свое и пригрозил позвать в секунданты кого-то из ординарцев светлейшего. В этот вечер Осип остался ночевать в кибитке. Когда Филя подоткнул им со всех сторон одеяла и епанчи, погасил свечу и улегся, Осип сказал, как показалось Сергею, с недобрым смешком:
— Не везет нам с тобой с сербами, или как их там, хорватами…
— Почему «нам»? То есть почему мне? — спросил Сергей.
— Ну как же, а Мертич-то разве не серб?
— Серб, кажись… Ну так что?
— Разве Криштафович тебе не сказал, как приехал?
— Чего не сказал? — спросил Сергей, чувствуя, как в душе поднимается страх чего-то неотвратимого.
— Гм, — прокашлялся Осип. — Гм… Да того, что… Э, черт его знает, может, я что и спутал. Завтра ужо спрошу…
Сергей мигом выскочил из постели и был около брата.
— Говори! — сказал он повелительно, весь содрогаясь то ли от холода, то ли от волнения. — Говори сейчас, что сделал Мертич. Все равно завтра узнаю.
— Да он будто женился на племяннице Верещагина, на Софье…
Сергей на ощупь пошел к постели, влез под одеяло и затих. Филя встал снова и укрыл его.
— Сережа! — сказал Осип через несколько минут.
Ответа не было.
— Сережа! — раздалось опять, уже растерянно и просительно.
— Да, нам с тобою с сербами и вправду не повезло, — сказал Сергей чужим, но твердым голосом.