Повесть о Сергее Непейцыне

За час до назначенного времени Осип начал не спеша чиститься, мыться, причесываться.

— Хочешь, духами попрыскаю? — спросил он брата.

— Не хочу и тебе не советую — ведь к инспектору идем.

— Ничего, и там дамы есть, — возразил Осип и, налив из флакона на ладонь, надушил лоб, шею, лацканы мундира.

Он делал все настолько спокойно и уверенно, что Сергей позавидовал — вот как просто идет впервые в дом. То же чувство возвращалось несколько раз в течение вечера.

Ловкий, щеголеватый Осип не робел перед дамами, умело передавал им за ужином блюда, красиво и не торопясь ел, так нее красиво и уверенно танцевал по очереди с Соней и еще двумя девочками-подростками, дочерьми корпусных офицеров.

— А братец-то совсем взрослый кавалер, — сказал Верещагин. — Не мешает и тебе кое-что от него перенять. Светский лоск, смотри, в жизни весьма полезен.

Конечно, так. От соседства блестящего брата Сергей чувствовал себя особенно связанным, неловким. Но это не мешало ему быть очень счастливым. Соня явно ждала его, посадила за стол рядом, часто к нему обращалась. А когда смотрел на нее, то все в душе трепетало от радости — вот она, живая да еще похорошевшая и превратившаяся вдруг почти в девушку — тоненькая, худенькая, не только с новой прической и в новом платье, но и с новой улыбкой и взглядом.

— Я за болезнь из всего выросла, — сказала она во время танцев. — Нонешнее платье мне тетушка заказала. Вам нравится?

— Очень!.. — ответил он. И, осмелев, добавил: — Как мы все тревожились за вас.

— Кто же такие «вы все»? — подняла брови Соня. Подняла совсем по-взрослому — так раньше не умела.

— Ваши здесь, Маркелыч… я тоже… — смутившись, забормотал Сергей. — Простите, что я себя к вашим причислил…

— Наоборот, вам за то спасибо. Глаша мне говорила, что ваш человек приходил справляться. Тот, что шкатулку делал?

— Да…

— Вас в следующем году в офицеры выпустят?

— В сентябре.

— А я скоро в противный Ямбург уеду. Увидимся с вами только осенью. Вы хотите?

— Очень…

Таков был самый длинный разговор за вечер, ни говорили еще не раз, за столом, в играх, в танцах, и Сергей чувствовал — Соне с ним интересно и легко. А он то был на седьмом небе.

Только в каморе перед сном блаженство было нарушено. Когда уже раздевались, стоя у коек, Сергей спросил:

— Ведь не хуже погостевал, чем у Занковских твоих?

— Конечно, хуже, — не задумываясь, ответил Осип.

— Чем же?

— А хоть тем, что слуги в играх с господами становятся. Большая радость за руку дворового старика или девку брать!

— А ты знаешь ли, что тот дворовый — музыкант редкостный и у придворного итальянца учился?

— Я и придворного итальянца знать не хочу! Музыкантов самых искусных у древних греков и римлян патриции за равных не считали, даже если они были люди свободные, — наставительно сказал Осип. — И Верещагин странно поступает: вот-вот полковник, а там, может, генерал — и с хамями в хороводе прогуливается…

— Катон не гнушался есть из одной посуды со своим рабом…

— Плевал я на Катона! — сказал Осип, залезая под одеяло. — А ты известный любитель хамов, с Филькой вечные секреты.

— Ну, а мне на тебя наплевать, франтишка несчастный. «С вора вырос, а ума не вынес», — закончил Сергей фразой из недавно читанной в классе Полянским комедии «Щепетильник».

Но Осип не остался в долгу.

— В том же сочинении, вообще-то довольно плоском, — процедил он, — я заметил одну разумную мысль: «Из повес иногда полезные бывают люди, а из дураков никогда».

Сергей едва не выскочил из-под одеяла, чтоб выучить зазнайку уважению к старшему брату, но в каморе было холодно, кругом спали товарищи, и он решил отложить взбучку.

«Вот послушал бы сейчас Николай Васильевич этого лощеного дурака, то навряд ли похвалил, — думал он. — Ну, черт с ним. А вот Соню опять полгода не увижу. Хоть бы еще разок! Ничего так не хочу, как снова увидеть…»

И судьба пожалела его. Когда вскоре встретился с Маркелычем и спросил, уехала ли барышня, тот ответил:

— И не поедет, сударь, раньше мая месяца. Полк ихнего вотчима в Ригу перевели, и матушка письмо прислали, чтоб барышне до полного в новом месте устройства тут пребывать. На пасху, наверно-с, опять вас в гости позовут. Надейтесь! Adio!

Сергей надеялся и мечтал. А пока налег на занятия. Механику преподавал сам Верещагин, и заслужить у чего хорошую отметку было нелегко. Артиллерия и фортификация давались Сергею без особых усилий. Черчение планов он любил, по нему был из лучших в классе Географию запоминал легко — видеть бы только карту. Историю с бесчисленными европейскими королями — тоже, хотя герои древности куда интереснее этих Хлодвигов, Готфридов и Карлов.

Да, все бы хорошо, кроме не первой размолвки с Осипом, после которой братья не разговаривали. Конечно, все в нем довольно обыкновенно, таких кадетов вокруг немало. Но ведь те не братья ему. После истории со щенком, когда Осип не рассказал матушке о надранных ушах, дяденька, помнится, говорил? «Может, и выйдет из него что?» Нет, не похоже…

Но вдруг и здесь обозначилось просветление. За неделю до пасхальных каникул Осип, возвратившись от Занковских, подсел к Сергею и сказал вполголоса: