Повесть о Сергее Непейцыне

Сам он был увлечен рассказами Николы Адрианопуло, с которым теперь виделся почти каждый вечер. Из боязни простуды греков не переводили в палатки, но и у них летом жилось посвободней. Сергей с Николой сходились у приготовленных для ремонта бревен за служительской казармой. Сидя тут, Сергей, узнал, как во время войны с турками на эскадре адмирала Спиридова собрали больше двухсот греческих мальчиков-сирот, как очи недолго жили в Италии, а потом поплыли в Россию, в созданный по приказу императрицы Греческий корпус. Про раннее детство Никола рассказывал, что турки убили его отца, который не захотел сдать оружие. Мальчик не видел этого. Мать спрятала его в чужом доме, а потом увела в горы. Там она скоро умерла от лихорадки, а Никола кочевал с пастухами, одетый как и они, в овечьи шкуры, и видал с гор, как турки жгли деревни. Через год его переправили на русский военный корабль. Все мечты Николы и приходившего с ним: Георгия Властоса сводились к тому, чтобы скорее окончить корпус и сражаться с турками, мстить за своих родных и соотечественников. История Властоса была почти такая же. Он больше молчал, редко улыбался, и Адрианопуло говорил за обоих.

— А если не будет войны? — спросил Сергей.

— В отставку пойдем, в Грецию проберемся, фелуку снарядим — все равно турок убивать станем, — говорил Никола уверенно.

— А поймают?

— Живыми не возьмут. Да, может, и не поймают. Разве один Ламбро Качиони в Греции?

И Никола рассказал, как греческий патриот на маленьком паруснике дерзко нападал на турецкие корабли, как против него выслали целую эскадру, но и тут он пробился, а теперь служит в русском флоте, готовится к новой войне с турками.

Слушая эти рассказы, смотря в решительные и мрачные лица, Сергей понимал, что хотя греки всего на год-два старше, но по чувствам и помыслам уже совсем взрослые, и гордился их дружбой, мечтал сражаться бок о бок с ними. А затем, возвращаясь в лагерь, как бы спускался на землю и выделялся среди сверстников только силой и ловкостью в борьбе, прыжках, ходьбе на руках. За это его неизменно отличал и называл «заправским кадетом» сам Ваня Дорохов, которого в корпусе звали «майором», потому что сидел в каждом классе по два года. Дорохова не раз пороли за плохие отметки, но он оставался ленивым в науках, но любимым всеми, вплоть до Верещагина, веселым, здоровым, прямодушным пятнадцатилетним парнем, готовым на любую лихую проделку.

В августе начали созревать яблоки в соседних с корпусом обывательских садах. Издавна повелось, что кадеты учиняли на них набеги, особенно на самый большой, принадлежавший богатому купцу Коноплеву. В этом саду не было построек, кроме избушки-караулки, и там росло больше сотни яблонь, под которыми ковылял подслеповатый сторож Ефимыч, всегда вооруженный дубиной и сопровождаемый отважным кобелем Туркой.

Для коноплевского сада была разработана особая тактика. Две группы кадетов перелезали на заре через забор в противоположных концах участка, и в то время как старик с собакой бежали за одними, другие беспрепятственно трясли яблоки и, собрав добычу, ускользали. Молодецкая роль первых заключалась в том, чтобы подобраться поближе к Ефимычу и, вдруг тряхнув раз-другой яблони, пуститься не прямо к забору, а кружа меж деревьев и задерживая сторожа и его пса. Делавших это почетно именовали «егерями» — их опасные маневры обеспечивали второй группе, называвшейся «фурштадтами», время набрать побольше добычи, которая потом делилась поровну. В «егеря» ходили самые отчаянные, и Дорохов выделялся среди них дерзкой изобретательностью.

— Как яблоки созреют, пойдешь со мной в егеря? — спросил он Сергея еще в июле.

— Понятно, пойду, — отвечал тот, не задумываясь.

И вот однажды перед построением на вечернюю молитву Дорохов отвел Сергея в сторону:

— Завтра, как светать начнет, я тебя толкну. Ты сразу накинься и выходи.

— А фурштадты кто? — щегольнул Непейцын знанием терминов.

— Надежные: Яшвиль, Петровский, Лялин. И мешки у них овсяные, большущие.

Сергей заснул, гордый тем, что пойдет в набег со старшими кадетами, да еще в «егерях».

Получив крепкий толчок через сырую от росы парусину — он спал крайним, — Непейцын натянул летние холщовые штаны и камзол, сунул ноги в башмаки и вылез из палатки. На востоке, левее мерцавшего шпиля крепости, между слоистых облаков тонкой полоской чуть розовело небо. Свежий ветерок заставил поежиться.

— Рысью! — приказал шепотом Дорохов.

У коноплевского забора ждали трое кадетов. Посоветовавшись, решили, что раз вчера, как было известно, «фурштадты» выпускного класса лезли отсюда, а «егеря» с другого конца, то сегодня следует расположить силы в обратном порядке.

— Лезть надо у столбов — около них крепче и не так трещит, — напутствовал Дорохов «фурштадтов».

Дождавшись, когда они свернули за угол забора, Ваня перепрыгнул неширокую, поросшую травой канаву и, остановившись у самых посеревших от дождей досок, поманил Сергея.

— Канава пригодиться может, — зашептал он. — Прошлый год в ней с час отлеживался. Старик в меня дубинкой бросил, в бок угодил — едва отдышался…