Повесть о Сергее Непейцыне

И он не спеша доковылял до дому, не нанимая извозчика и раздумывая о том, что увидел и услышал сегодня… Что ж, и вправду воспоминание о Митьке вроде якоря спасения, — оно ль не доказательство, что рядом с глупостью и жестокостью живут самоотверженность и доброта?.. Да и сам Лужков истинно скромен. Столько лет при царице, во дворце живет, а обстановка и кушанье самые простые… Спасибо судьбе, что свела с хорошим человеком. Ему обязан едва ль не жизнью. Как поднял ловко. Библиотекарь, а силен… А то б могли и по голове сапогом угодить. Хорошо, что бок и плечо почти не болят. Возвращая палку, надо толком поблагодарить. Или лучше послать с письмом, чтоб на продолжение знакомства не навязываться?..

Прошло несколько дней. Впечатления виденного в день праздника потускнели, и Непейцыным вновь овладело беспокойство о своей судьбе. В коллегии так и не получали обещанного приказа светлейшего о месте и выплате жалованья.

«Видно, за хлопотами праздничными о всем прочем забыли, — думал Сергей. — А я не знаю даже, где квартирует Михайло Матвеич… Но до которых же пор ему со мной лялькаться?.. Не стану искать его, буду ждать, как другие…»

Но Иванов сам зашел на 3-ю линию. За месяц, что не видались, художник еще как-то потускнел, хотя одет был во все новое, щегольское, верно, шитое в Петербурге.

— Вы не хворали? — спросил Непейцын.

— Здоров, — усмехнулся Иванов и добавил: — По крайней мере, телом. Вам пришел сказать, что бумага о месте и жалованье вашем послана в коллегию, — авось подействует. А вот почему мы на празднике не встретились?

Сергей рассказал, что было у дворца, о Митьке, о Лужкове, передал кое-что из разговора с ним.

— Судьба за тяжкое зрелище, вроде цирка римского, наградила вас знакомством с отменно хорошим человеком, — сказал художник. — Господин Лужков поистине одна из достопримечательностей столицы. Во-первых, очень образован, знает не токмо французский и немецкий, но также английский и латинский языки, известен переводами полезных сочинений, за что избран в члены Российской академии. Но притом скромности редкой и правдолюбец, какие будто в древности живали. Вот уж подлинно: «Платон мне друг, но истина дороже». Сказывают, что почасту спорит с самой государыней. Не раз дворские слышали, как в сердцах от него уходит после долгого препирательства и скажет: «Ты, Александр Иванович, спорщик и упрям, как осел». А он в ответ: «Упрям, да прям…»

— Значит, не зря я думал, что сие знакомство стоит бала, — заметил Сергей.

— Вполне, — согласился Иванов. — Хотя там не один я вас высматривал.

— Кто ж еще?

— Красавица одна. Генеральша Самойлова. Она вас в толпе узнала по кресту и по сходству некоторому с братом и, верно от покойного про наше знакомство слышав, ко мне бросилась, чтоб вас представил. Подробности его смерти от вас услыхать хотела.

— Помнит его все-таки…

— Помнит?.. По амурным делам ее того не скажешь… На треть вечера памяти ей хватило, а потом видел, как кружилась и кокетствовала с нонешним амантом…

Когда Иванов собрался уходить, Сергей спросил:

— Вы не сказали, удалось ли устроить дела свои и здесь остаться.

— Нет, еду скоро на юг со всем штатом светлейшего.

— Не вышло с должностью профессорской?

— Не то… Пожалуй, попроси я сейчас, то была бы должность и оклад к ней, раз светлейший за праздник мною доволен. Но первое от сего воздерживает, что не годится долголетнего патрона бросать, когда планида его к закату пошла. Праздник сиял тысячью огней и выдумок, шляпа княжая от бриллиантов в тот вечер так отягчилась, что ординарец ее сзади носил, но все же молодой любимец старого вконец осилил.

— А вторая причина? — спросил Сергей, выждав несколько.

— Вторая?.. От нее поселение в Петербурге сделалось мне невозможно, даже ежели светлейший вскорости сюда возвратится… — Иванов запнулся. Потом, смущенно улыбаясь, докончил: — Признаюсь вам, Сергей Васильевич, в первый раз за сорок лет столь приглянулась мне женщина, что около нее хотел бы навек остаться. Хоть не Геркулес, но сыскалась моя Омфала.

— Так за чем же дело? — воскликнул Непейцын.

— За тем, что друга моего жена… Вот и надобно уехать скорей. Хотя, здесь будучи, мог бы участием и заботами ей жизнь скрасить, оттого что муж не в меру Бахусу предался… И все же полагаю, уехать лучше будет.

«Экая жалость, что он несчастлив! — думал Сергей, провожая глазами шедшего по двору Иванова. — Ну, хоть дяденьке сейчас хорошо… А Соня? Знать бы, что она счастлива…»

Выждав неделю, надобную для «движения» бумаги, Сергей пошел в коллегию. Несколько офицеров-просителей, которых знал в лицо, играли по грошу в шашки на скамьях у дверей седьмой экспедиции. Страх, изгнанный рогожной кибиткой, уже прошел.