Повесть о первом взводе

- Цэ так, - согласился Григоренко. - Допоможемо. Расскажу.

- Ты меня не забудьте позвать, когда будешь молодяку рассказывать про взрыватели, - попросил Птичкин. - Очень мне бывает интересно тебя, Григоренко, послушать. Особенно когда ты рассказываешь о новейшем вооружении.

* * *

Они шли мимо первого орудия.

- Хорошая ты моя, умница, - раздался негромкий голос из-за щита. - Вот так... Вот так... Сейчас тебе будет совсем хорошо...

Григоренко и Птичкин остановились. Замерли.

- Кто-то там есть, - прошептал Птичкин.

- Ага, - подтвердил Григоренко. И кажись нэ один.

- Как тебе? Хорошо тебе? - продолжил голос за щитом. - Ты любишь, когда тебя вот так гладят?

- Огородников, - определил Птичкин. - Ну дает... Ну Огородников...

- Глянем... - глаза у Григоренко разгорелись.

- Вот теперь тебе должно быть совсем хорошо. - не скупился голос на ласковые слова. - Я, когда домой вернусь, всем про тебя рассказывать стану.

- Может не надо, - усомнился Птичкин. - Пусть...

- А мы издаля, - прошептал Григоренко. - Мешать нэ будэмо. Тильки одним воком. Вин и нэ почуе.

- Ну-у пошли...

И они пошли. Тихо. На цыпочках. Осторожно, неслышно обошли бруствер.

За щитом стоял Огородников. Один.

Он неторопливо протирал прицел белоснежным шелковым лоскутком - парашютиком от трофейной осветительной ракеты.

- Ты у меня лучше всех, - Огородников отступил на полшага, оглядел свою работу и остался доволен. Шелковый лоскут он положил в карман и ласково провел рукой по казеннику. - Красавица ты моя. Ты их не бойся, ты их с первого снаряда бери: и "тигров", и "пантеров", и "фердинандов", и всех других зверюг... Будь умницей. Тебя сам комбат Барышев уважает. А он хороший человек. Вчера я домой письмо послал. Мамане и батяне, и Вале... Про тебя тоже рассказал. Хорошая у меня Валя, веселая. Она тебя тоже любит, так что ты старайся... А, знаешь, что мне Валя написала? Я тебе прошлый раз рассказывал, так это еще не все...

Огородников по-прежнему на замечал гостей.

Лицо у Григоренко расплылось в широчайшую улыбку, и он уже открыл рот, чтобы сказать что-то веселое и ехидное. Но не успел, потому что перед его длинным носом появился вдруг здоровенный кулак Птичкина. А второй рукой Птичкин наклонил к себе голову Григоренко.

- Человек с пушкой разговаривает, - прошептал он. - Понимаешь, салага, с пушкой! Она у него живая. Друзья они. Попробуй только вякнуть!

- Та я ж ничего, - так же шепотом, обиженно ответил Григоренко. - Хиба ж я нэ розумию?! Вин розумие, а я ни. Хай балакае на здоровьечко. Пидэмо до коновала.

- Только тихо...

Они отступили за бруствер и сделали полукруг, чтобы не помешать Огородникову. А тот по-прежнему разговаривал с пушкой, и они понимали друг друга.

* * *

Литвиненко с кухней приехал раньше обычного. Был он в добрейшем расположении духа. Все, что вокруг него происходило, казалось повару прекрасным. А в каше, сегодня, как никогда ранее, было много свиной тушенки. Нашли все-таки для страдальца зубодера. В армии, как утверждал еще генералиссимус Суворов, все есть, надо только поискать... Нашли. А там - пару минут терпения и повар Литвиненко из страдальца превратился в счастливчика. Как хорошо становится человеку, когда его избавляют от больного зуба, знает только тот, кто прошел через подобное испытание. Какое это, оказывается, счастье. Делай, что хочешь, и думай, о чем хочешь. А еще - имеешь возможность осторожно ощупывать кончиком языка место, где еще вчера находился источник умопомрачительной боли.

Первым делом Литвиненко передал солдатам два больших походных термоса.

- Вам отдельно от полка отправляться, так это вот каша. Чтобы горячим и пообедать могли, и поужинать. А здесь вот свежий хлеб, только утром испекли, - он подал большой бумажный мешок, в котором было не меньше десятка буханок. - А тут еще, для любителей повеселиться, десяток банок "Второго фронта", - повар подал второй бумажный мешок, такой же большой, но заполненный едва на четверть. - А теперь налетай, братва, сегодня гречкой кормить буду.

Литвиненко обступили. Грех упускать момент, когда повар добр и бесконечно щедр. Тем более, солдаты всегда старались как следует поесть перед дорогой. Кто знает, как там будет дальше? Литвиненко знал, что взвод уходит куда-то, отдельно от полка, а главное - отдельно от кухни, и насыпал щедро.

* * *

Гогебошвили поел, взял у повара кружку горячей водички и стал править на ремне бритву.

- Ты чего это? - подошел к нему Малюгин. - Мы же с тобой сегодня утром брились. Твоя проволока еще и не отросла как следоваеть.

- Григоренке голову надо побрить.

- Не связывался бы ты с рыжим, - посоветовал Малюгин. - У него такие лохмы - бритву посадишь. Там сначала машинкой как следовает пройти надо. На худой конец - ножницами. А бритвой уже потом.

- Получил приказ от комбата. Командиру не могу отказать.

- Так тебе Григоренко и дастся. Он как твою бритву увидить, враз сбежить.

- Зачем сбежит? От такого хорошего дела никто не бегает. Спасибо скажет. Григоренко, - позвал Гогебошвили, - иди сюда, дорогой, очень важное дело есть. Только для тебя, дорогой.