Повесть о неподкупном солдате (об Э. П. Берзине)

«Что я должен ему сказать? — лихорадочно размышлял пастор. — Что он знает и чего не знает? О, дева Мария! Вот так ситуация! Сообщники? Гоппер, Бриедис… Чекистам они и без меня известны. Других я не знаю. Листовки? Их пачками доставляют на Лубянку. А вдруг они знают о моей работе в охранке? О Берзине? Вот! О нем они наверняка не знают! Свеженький материал!»

— Моя деятельность в «Латышском национальном центре» ограничена скромной должностью письмоводителя, — начал пастор, стараясь руками унять дрожь в коленях. — Кроме полковника Гоппера и полковника Бриедиса, я никого не знаю. Честное слово! От меня все скрывают.

— Вы не внушаете им доверия?

— Нет, я бы этого не сказал. Видите ли, наш центр находится в стадии формирования. И поэтому…

— А что вы скажете о распространяемых центром листовках? Кажется, вы автор некоторых из них? j

— Да, то есть нет, конечно. Я их пишу… точнее редактирую… Материалы дают мне Гоппер или Бриедир.

— Понятно. Вы, если так можно выразиться, являетесь интерпретатором чужих идей?

— Вот, вот! — обрадовался пастор. — Вы правильно сказали.

— Допустим. По вашим словам выходит, что никакими другими делами центра вы не занимаетесь? Только пишете листовки?

— Точно так!

— Тогда зачем же вы оказались здесь, на этой маленькой станции? Решили подышать свежим воздухом? Или, может быть, завели романчик с какой-нибудь молочницей?

— Что вы, гражданин следователь! — покраснел пастор. — При моем сане…

— Ах да, я забыл! Вы же священник! Впрочем и святым отцам не чужды утехи любви. Не так ли?

— Только не мне!

— Ну хорошо, хорошо! Не будем тревожить вашу целомудренность. Итак, вы совершили экскурсию в Подмосковье, чтобы подышать свежим воздухом, отречься, так сказать, от дел земных?

— Вовсе нет! Я ехал сюда по специальному заданию.

— Ага! Это уже интересно. Рассказывайте!

Пастор добросовестно описал перипетии сегодняшнего дня. К его удивлению, Релинский слушал не очень внимательно. Но когда речь зашла о предполагаемой встрече Тилтиня с каким-то высокопоставленным лицом, пастор на всякий случай не назвал фамилию Савинкова. Константин Георгиевич насторожился.

— К кому вы ехали и с какой целью? — в голосе следователя опять послышались металлические нотки.

— Я уже говорил, что не знаю. Адвокат Грамматиков должен был проводить меня к кому-то для доклада.

— Для доклада? О чем? Говорите все!

— Я и не собираюсь что-либо скрывать. Надеюсь, чтобы правильно поймете всю важность моего сообщения и сочтете возможным…

— Да, да! — перебил его Релинский. — Гарантирую вам жизнь! Говорите!

Тилтинь рассказал, что, по сведениям, имеющимся у национального центра, бывший прапорщик 4-го Видземского полка Эдуард Берзин недоволен большевистской властью и готов сотрудничать с центром.

— Откуда поступили эти сведения? — спросил Релинский.

— Не знаю. Так мне сказал полковник Бриедис.

— Вы виделись с Берзиным?

— Да, пару дней назад.

— Какое же впечатление он на вас произвел?

— Очень порядочного и честного человека. Впрочем таким я его знал и по прежним временам.

— Он большевик?

— Нет, беспартийный.

— И он действительно готов перейти на сторону центра?

— Как вам сказать? Он недоволен гарнизонной службой, — пастор замялся, не зная, как ему характеризовать Берзина. — «Назвать его верным сторонником большевиков, чего доброго, у этих чекистов имеются противоположные сведения о Берзине. Тогда получится, что он, Тилтинь, лжет следователю, а это будет иметь весьма и весьма неприятные последствия… С другой стороны, выставить Берзина предателем, значит, оклеветать честного человека и не где-нибудь, а в Чека. Если они вздумают проверить мои показания… Господи! Как быть? Почему ты взвалил, о господи, на мои слабые плечи такой груз?»

Пастор недолго колебался. Вспомнив, очевидно, что в свое время нередко прибегал к клевете, чтобы заслужить благосклонность жандармского начальства, Тилтинь, решил, что всевышний простит ему этот грех, как прощал прежние.

— Берзин всей душой любит Латвию, — продолжал пастор после минутного раздумья, — и во имя этой святой любви готов изменить большевикам.

— Вы твердо в этом уверены? — спросил Релинский, бросив косой взгляд на пастора.

— Абсолютно! В разговоре со мной он сказал, — Тилтинь продолжал импровизировать, — что готов с оружием в руках отстаивать свободную Латвию.

— Понятно! — перебил его Релинский. — А вы не спрашивали Берзина, как к этой идее относятся его подчиненные? Может быть, он создал в дивизионе группу националистически настроенных стрелков?

— К сожалению, наша беседа была очень краткой и я не успел… Поверьте, — пастор приложил обе ладони к груди, — я рассказал вам все, что знаю.

— Хорошо, хорошо. Теперь последний вопрос: кому вы должны были передать эти сведения?

— Полковнику Бриедису, конечно. — Пастор сделал вид, что не подозревает, кого имеет в виду Релинский.

— Не прикидывайтесь простачком, пастор Тилтинь. Я требую ясного ответа на свой вопрос: с кем вы должны были встретиться в этом дачном поселке?

— Но я не знаю! Честное слово! Адвокат Грамматиков…

— Значит, не хотите отвечать? — зловеще произнес Релинский. — В таком случае я отвечу за вас.