Повесть о неподкупном солдате (об Э. П. Берзине)

Зал в ужасе замер. «Сейчас бросит!» Эдуард Петрович, не отдавая себе отчета в том, что делает, вскочил и, растолкав испуганно прижавшихся к столам посетителей, бросился к матросу. Краем глаза увидел: Алеха протягивает левую руку к поднятой над головой гранате.

«К кольцу тянется, бандюга», — мелькнула мысль. Прыжок, и он уже рядом с матросом. Не останавливаясь, резко и точно ударил справа — в поросшую щетиной челюсть. Голова Алехи как-то странно дернулась, длинная фигура обмякла, съежилась и повалилась навзничь. Стукнула об пол и покатилась ребристая граната.

Эдуард Петрович потер ушибленный кулак. Пожилой чекист с уважением посмотрел на Берзина.

— Вот так удар!

— Хук называется, — немного смущаясь, пояснил Эдуард Петрович и пошел к своему столику.

Алеха начал приходить в себя. Он таращил по-бараньи бессмысленные глаза и стонал. На окружающих вся эта сцена, казалось, не произвела большого впечатления— обычная драка — и только. Но один человек в зале с пристальным вниманием следил за тем, как разворачиваются события. Это был рыжий парень.

Чекисты обыскали матроса, нашли золотой браслет и дюжину ключей всевозможных фасонов. Алеха не сопротивлялся, только попросил «хлебнуть чего-нибудь горького». Налили.

— Подозрительный тип, — сказал один из чекистов, наблюдая, как Алеха медленно, сквозь зубы цедит водку. — Надо позвать Петерса.

— Не пойму, чего он разбушевался, — заметил пожилой чекист. — Я к нему и подойти-то не успел.

— Провокация! — определил другой. — Все они тут одна шайка-лейка.

В зале появился Петерс. Он быстро подошел к матросу.

— Кто такой? — спросил Петерс.

— Алеха я, матрос с Одессы, — ответил тот глухим голосом. — За что били?

— Он лимонкой, гад, размахивал, — пояснил пожилой чекист. — Явная контра.

— Документы! — потребовал Петерс.

— Нету документов! Нету! Алеха я, матрос с Одессы.

— Разберемся, какой ты матрос. Уведите его, товарищ Агальцов! — распорядился Яков Христофорович и, не скрывая раздражения, добавил. — Не ту птичку словили мы. Типичный бандит.

Петерс снова скрылся за плюшевой занавеской. Агальцов подтолкнул Алеху:

— Топай, топай!

Расхлябанной походкой матрос покорно двинулся к двери. Но дойдя до широкого прохода между столиками, он неожиданно обернулся и коротким ударом свалил идущего позади чекиста. Схватив с ближайшего столика тяжелый графин, он бросился бежать.

Со всех сторон послышались крики, снова зазвенела посуда. Эдуард Петрович видел, что маленькие яростные глаза матроса нацелены на него.

Алеха был уже возле самого столика, за которым он сидел, когда спавший все время сосед, не поднимая головы и не видя, что происходит сзади, протянул в проход длинную ногу, и Алеха со всего маху тяжело рухнул на пол. В ту же секунду откуда-то слева появился рыжий парень и, не целясь, тремя выстрелами из нагана пригвоздил бандита к паркету.

— Всем сидеть на месте! Не вставать! Сидеть! — распоряжались чекисты.

Рыжий парень спокойно, будто ничего не случилось, отдал наган подоспевшему Агальцову.

— Так-то вернее будет, товарищ чекист. Что с ним цацкаться, — и, обернувшись к Берзину, усмехнулся. — С вас причитается. Графин-то потяжелее вашего кулака будет.

Парень вернулся к своему столику, налил водки в два стакана и, обратившись к стоящему неподалеку чекисту, с веселой ухмылкой предложил:

— Выпьем за новопреставленного раба божьего Алеху. — Увидев, что чекист отрицательно качает головой, сочувственно вздохнул. — Нельзя, значит? Служба? Понимаем. Сами политграмотные… А документик вы у меня проверьте, — он протянул чекисту розоватую бумагу. — Как-никак, человека ухлопал…

Берзин невольно поежился. На фронте он видел сотни смертей, одна страшнее другой. Сам не раз встречался с костлявой на узкой фронтовой дорожке. Но то была война! А вот чтобы так хладнокровно, в промежутке между выпитой и невыпитой рюмками, застрелить человека — это было что-то совсем непостижимое.

И он тепло подумал о Якове Христофоровиче и его товарищах, которые каждый день и час видят и переживают такое, что не всякому удастся увидеть и пережить за всю жизнь…

Направляясь в кабинет, где оставил двух дипломатов, Петерс сообразил, что в сегодняшней операции совершена ошибка. Непоправимость этой ошибки он сразу понял, когда открыл дверь кабинета: вместо двух человек там был только один — Локкарт.

На вопрос Петерса, где его коллега, Локкарт ядовито улыбнулся:

— Он просил уведомить, что будет счастлив повидаться с вами в другой раз.

Петерс сделал вид, что удовлетворен объяснением английского дипломата.

— Что ж, очень жаль. Нам так хотелось поближе познакомиться с этим господином.

7

В суматохе всевозможных дел, навалившихся в последующие дни на Якова Христофоровича, ему никак не удавалось повидаться с Берзиным. Петерс мысленно не раз возвращался к операции в ресторане Палкина, и чувство неудовлетворенности ни на миг не покидало его.

В поздние ночные часы, когда выпадали относительно спокойные минуты, он снова и снова анализировал всю операцию. Вспомнил, как Феликс Эдмундович просто, но очень серьезно сказал по поводу «палкинской эпопеи»: