Повесть о любви, подвигах и преступлениях старшины Нефедова

Но была еще одна тревога совсем другого свойства. Из крайнего окна ее комнаты, если чуть пригнуться да глянуть под самое небо, виден клочок гарнизонной площадки, как раз тот клочок, на котором по утрам, как и столько лет назад, так, будто на свете ничего не изменилось с тех пор, выставляет себя напоказ всему свету хвастунишка-красавец старшина, девичья влюбленность в которого не прошла, не забылась, но теперь, понятно, не радовала своей живучестью, но злила и, кажется, даже унижала. Короче — тревога и помеха, но уже в первое же утро высмотрела, и во второе опять пялилась, приседая на корточки у подоконника, и потом… С этим надо было что-то делать. Уверяла себя, что справится. слава Богу, сил душевных не занимать!

Через неделю по приезде пошла, как положено, представляться местному начальству. Сперва к начальнику дистанции. Принял хорошо, чай попили, поговорили ни о чем — не видел начальник дистанции общих дел, какие могут быть у него с сельсоветом, кроме выборов, но в текущем году никаких выборов намечено не было, потому разговор вообще за жизнь: как устроилась, чем помочь…

Другое дело — директор школы. Ничуть не постарел Иван Захарович. Бывшую свою ученицу признал сразу. В учительскую привел, и все учителя радовались Лизавете, она же смущалась от разговора на равных, и особенно от комплиментов: какая вон стала она красавица, и какая всегда была умница, и как это здорово, что по собственному желанию приехала. А потом Иван Захарович пригласил Лизавету к себе домой, там и водочки выпили втроем с его женой, тоже учительницей. Еще потом по школе ходили, Лизавета за своей партой посидела, а в интернате — на своей бывшей койке. В общем, день прошел хорошо, весь в радостях, будто бы не работать приехала, а на долгий отдых.

Но к вечеру, когда навстречалась вдосталь со знакомыми и незнакомыми, наслушалась пожеланий и советов — домой пришла, и настроение дрянь. Загрустила. Отчего бы такое настроение? Думала-думала и додумалась: все, с кем говорила, работу ее теперешнюю держат за не всерьез, будто блатное место отхватила. Но при том люди-то все хорошие, удаче ее не завидуют и не укоряют, но по-доброму радуются, что удача выпала-привалила именно ей, а не какому-нибудь худому или нестоящему человеку, какие еще нет-нет да попадаются в жизни, особенно среди нежелезнодорожников.

И тогда решила Лизавета доказать всем, что задарма хлеб есть не намерена, что если по закону, то председатель сельсовета очень даже много может сделать полезного, потому что в любом людском порядке — по своему райкомовскому опыту знала — если приглядеться как следует, всегда отыщется что-нибудь, что этому порядку не в пользу, но как бы по привычке людьми не замечается. Что-то вроде колдобины на тропе: все перешагивают в торопливости, а убрать не догадываются или некогда — другое дело не терпит, ведь у всех есть дело. Вот и получается, что ее должность для того и придумана, чтобы эти всякие колдобины высматривать и выковыривать из жизни и тем людям жизнь облегчать.

Пожалела, что уже вечер, что не может прямо сейчас пойти куда-нибудь и теперь уже совсем другим поглядом что-нибудь этакое высмотреть, чего другие не замечают, и тут же и приступить…

Колька, не раздевшись, спал на спине, раскинув немытые руки. Забегался. Дала ему волю на весь день, запретив только по льду байкальскому бегать, хотя и знала, лед еще крепок, но промоины береговой кромки — это опасно, глубина может оказаться, если прыгнешь неудачно, по пояс. Из байкальского своего детства помнила. Даже девчонки любили эту опасную игру — прыгать с берегового камня через промоину на лед и обратно. Пощупала скинутые у самой кровати колькины ботинки. Сухие. Значит, если и прыгал, то удачно.

Прошла в кухню — закуток, что напротив печки. Глянула в чугунок, в кастрюлю, где хлеб держали. Можно не будить сына: прежде чем свалиться в кровать, поел, как велела. Ни больше ни меньше. Ее порция как всегда: и картошка, и хлеб, и молоко в кринке. Довольна осталась, что правильно сына растит. В любви и строгости. Насмотрелась на балованных излишними бабскими поблажками детей, без отцов оставшихся. Война и тут навредила, и этот вред еще скажется, потому что для жизненной ровности парню в детстве отец нужен, чтоб было с кого на мужика учиться. Исподволь и себя настроила, что еще обязательно выйдет замуж, какие годы, хотя свободного да путного мужика сыскать в нынешние времена непросто. Но если сыщется вдруг, то с Колькой у него лад быстро настроится…