Повесть о красном Дундиче

Продолговатое лицо Дундича вдруг дрогнуло и немного округлилось — он улыбнулся.

— Раз знаете, пишите бумагу.

— Бумагу на тебя я отправил с нарочным.

— Не на меня, товарищ командарм, на бензин, — теперь уже вовсю сверкал белыми зубами Дундич, радуясь своему розыгрышу.

— Погоди, погоди, — пытался что-то припомнить Ворошилов. — Мне сказали, что ты и бензин захватил.

— До бензина семь верст, товарищ командарм. На станции Воропоново стоят цистерны. Вот я и думаю туда съездить. Но не на чем.

Ворошилов сел в просторное кресло, спинка и подлокотники которого были обтянуты коричневым хромом. Бегло глянул на ворох бумаг, на угол полусогнутой карты, потянулся к трубке, телефона, потом перевел взгляд на Дундича, с лица которого все еще не сошла слабая улыбка преждевременной радости.

Командующий обдумывал, как поступить в данный момент: дать часть аэробензина дивизиону, и он доставит в Царицын горючее. А вдруг на станции Воропоново нет цистерн? Пленные обманули, заманивают в ловушку? По лицу Ворошилова пробежала тень тревоги. Она коснулась и Дундича. Он присел на краешек кресла, спросил:

— Дадите?

Ворошилов находился во власти сомнений. «Каждой машине по три пуда надо, — прикидывал командарм, перебивая арифметику ввинтившейся в мозги поговоркой «купила баба порося…» — Отдам ему — авиаторы заедят. Уже жаловались, что держу их на голодном пайке. А я не Христос, чтобы семью хлебами… У речников попросить? У них мазут». И вдруг лицо Ворошилова осветила слабая надежда: «Ведь из мазута можно сделать бензин». Он решительно снял трубку, попросил начальника тыла.

— Слушай, Николай, отдай бензин бронедивизиону. А мы с тобой поедем на завод Фейгельсона…

— Ну, Ваня, — протянул крепкую ладонь командарм, — на тебя вся надежда. Не возьмешь цистерны, хлебнем мы лиха.

— Возьмем, — без тени сомнения ответил Дундич и поспешил на второй этаж.

За Дундичем закрылась дверь, а Ворошилов вновь глянул на лист, плотно забитый черными глазастыми буквами. «Как называется эта гарнитура?» — подумал и прочитал несколько строк, не углубляясь в текст. Потом вернулся к началу и спросил вслух:

— Что же вы пишете, генерал Краснов? С такой фамилией воевать бы за красных. — И начал читать.

«Граждане г. Царицына и вы, заблудшие сыны Российской армии! К вам обращаюсь с последним предложением мирной и спокойной жизни в единой и великой России, России православной, России, в бога верующей. Близок ваш час, и близко возмездие божие за все ваши кровавые преступления. Наши силы растут! («Это верно, — отметил про себя командарм, — но не за счет бога».) Уже не одна Донская армия борется за свободу своих станиц и хуторов, но и грозная Российская армия — южная, ведомая маститым полководцем, героем Львова и Перемышля, бывшим главнокомандующим Юго-Западного фронта, генералом от артиллерии Н. И. Ивановым, неудержимо наступает на Воронеж. (Ворошилов опять не удержался от усмешки: «Они-то на Воронеж, а вы тут застряли».) Союзники высаживаются в Новороссийске и Одессе, чтобы идти на Москву. С ними идет к нам множество танков, сотни аэропланов и тяжелые дальнобойные орудия. Царицын будет сметен с лица земли взрывами страшных снарядов.

Скажите, за что погибнете вы, за что погибнут ваши жены и дети и богатый город обратится в пустыню и развалины? Вот раньше люди умирали за веру, царя и отечество; мы умираем за веру и свою родину, за свободу и счастье своих станиц и хуторов, и нам легко умирать. За что вы умираете? За те триста рублей в месяц фальшивых, ничего не стоящих керенок? Но что вы едите? И вам даже хлеба не хватает.(«Это верно, господин генерал», — согласился командарм.)

У нас на Дону нет помещиков и капиталистов, но все мы люди равные и живем не бедно. («Ну и здоров ты врать, Петр Николаевич!») Наши воины и рабочие получают в день два с половиной фунта хлеба и один фунт мяса, и нам есть во что обуться и одеться. Именем бога живого заклинаю вас! Вспомните, что вы русские и перестаньте проливать братскую кровь русских людей. Я предлагаю вам не позже 15 ноября (Ворошилов машинально глянул на перекидной календарь. Листок открыт на 13 числе) сдаться и сдать ваш город нашим донским войскам. («Ни больше и ни меньше», — прокомментировал с усмешкой Климент Ефремович.) Если вы сдадитесь без кровопролития и выдадите мне ваше оружие и военные припасы, я обещаю сохранить вам жизнь. У вас два исхода: свободная, счастливая жизнь гражданина свободной России, или смерть, смерть позорная. Спешите избрать исход теперешнему ужасному положению. Я жду до 15 ноября. После — пощады не будет.

Генерал Краснов»

— Ну зачем же так, господин генерал? — спросил командарм, глядя в черноту окна. — Первый раз в октябре попугали, и хватит. А то ведь так и авторитет недолго подмочить.

Ворошилов сложил письмо Краснова, засунул его в карман кожанки и вышел из кабинета.