– Второй возлюбленной господина Дайсё была скорее всего внебрачная дочь принца, рожденная ему какой-то женщиной весьма низкого звания. Господин Дайсё до сих пор изволит оплакивать ее, сокрушаясь, что был недостаточно внимателен к ней при жизни. Говорят, что и с утратой той, первой, он долго не мог примириться и даже обнаруживал намерение принять постриг.
Поняв, что правитель Кии довольно близко связан с домом Дайсё, женщина похолодела от страха.
– Как странно, что им обеим суждено было скончаться именно в Удзи, – продолжал правитель Кии. – У меня просто сердце разрывалось, когда я смотрел вчера на господина Дайсё. Подойдя к реке, он долго стоял на берегу и, глядя на воду, плакал. Затем поднялся к дому и начертал на одном из столбов:
Он редко говорит о ней вслух, но лицо его так печально, что невозможно смотреть на него без жалости. Хорош же он так, что ни одной женщине перед ним не устоять. В целом свете нет человека прекраснее – к такому выводу я пришел еще в юные годы, да и теперь всегда предпочту службу в его доме любой другой, даже самой почетной и выгодной.
«Так, не нужно быть слишком проницательным человеком, чтобы разглядеть достоинства господина Дайсё», – подумала женщина.
– И все-таки, наверное, даже ему далеко до покойного министра, которого когда-то называли Блистательным, – заметила монахиня. – Впрочем, и в наши дни превозносят именно тех, кто принадлежит к его семейству. А что вы скажете о Левом министре?
– Министр – человек редкостной красоты и необыкновенных дарований. Бесспорно, он принадлежит к самым блестящим мужам столицы. Но кто истинно красив, так это принц Хёбукё. Иногда я завидую женщинам, прислуживающим в его доме.
Право, можно было подумать, что он говорит по чьему-то наущению. Женщина прислушивалась, трепеща и замирая от волнения, – неужели речь идет действительно о ней?
Побеседовав с монахиней, правитель Кии уехал.
«Значит, он не забыл», – растроганно подумала женщина, и перед ее мысленным взором невольно возник образ матери. Должно быть, и она… Но предстать перед ней в столь унылом обличье? Нет, это невозможно.
Со странным чувством смотрела она, как монахини по просьбе правителя Кии красили ткани, но не говорила ни слова. Когда же начали кроить и шить, младшая монахиня принесла ей одно из платьев:
– Не поможете ли вы нам? Вы умеете так красиво заделывать отвороты…
Просьба монахини привела женщину в сильнейшее замешательство…
– Мне что-то нездоровится, – сказала она и, не прикасаясь к платью, легла.
– Что с вами? – встревожилась монахиня и поспешно отложила начатую работу. А одна из прислужниц, приложив к красному платью расшитое цветами вишни утики, посетовала:
– Ах, как жаль! Такое платье было бы вам куда более к лицу…
написала молодая госпожа на листке бумаги.
Тем не менее она чувствовала себя виноватой. Кто знает, вдруг ей суждено скоро умереть и люди проникнут в ее тайну, ведь в конце концов все тайны выходят наружу… Как же горько будет монахине сознавать, что она ушла, так и не открывшись ей…
– Я ничего не помню из своего прошлого, – робко сказала она. – Но когда я смотрю на ваши приготовления, в моей душе пробуждаются какие-то неясные воспоминания… Мне так грустно!
– О, я уверена, что вы многое помните, – ответила монахиня, – и, признаться, меня обижает ваше молчание. Я боюсь, что не сумею достойно справиться с поручением правителя Кии. Вот если бы была жива моя дочь! Наверное, кто-нибудь и о вас вспоминает теперь точно так же, как я о ней. Она скончалась у меня на глазах, но мне все не верится, что ее больше нет в этом мире. Кажется, стоит лишь поискать хорошенько… А вы ведь просто исчезли неведомо куда, не может быть, чтобы никто вас не разыскивал.
– Так, в той жизни обо мне заботилась одна женщина, – призналась молодая госпожа, тщетно пытаясь скрыть слезы, – но ее, наверное, уже нет на свете.
– Воспоминания слишком тягостны, – добавила она, – потому я и молчу. Но, поверьте, у меня нет от вас тайн.
И она умолкла.
Дайсё тем временем отслужил поминальные молебны, и мысли его устремились в прошлое. Как быстро разлучила их судьба! Он позаботился о сыновьях правителя Хитати, пришедших к тому времени в совершенный возраст: одни получили место в Императорском архиве, других он взял к себе в дом. Самые миловидные из младших мальчиков прислуживали ему лично.
Однажды тихим дождливым вечером Дайсё навестил Государыню-супругу. В ее покоях было малолюдно, и они долго беседовали о прошлом и настоящем.