Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 3

Принцесса, миниатюрная и прелестная, полулежала в глубине покоев, совершенно потерявшись среди этого шумного сборища.

Маленький господин может помешать нам. Лучше увести его куда-нибудь, – говорит Гэндзи.

Северные перегородки временно удалили и на их место повесили занавеси. За ними устроились дамы. Призвав их к молчанию, Гэндзи объяснил принцессе то основное, что ей необходимо было знать. Трогательное зрелище!

Бросив взгляд на молельню, в которую превратилась опочивальня принцессы, Гэндзи почувствовал, как печаль сжала его сердце.

– Думал ли я, что когда-нибудь буду вместе с вами готовиться к такой церемонии? – вздыхает он. – Остается уповать на то, что в грядущем мире, в обители лотосов, мы будем вместе.

Слезы текут по его щекам. Придвинув к себе тушечницу, он пишет на красновато-желтом веере:

«Мы с тобой поклялись:
Единый лотос пристанищем
Станет для нас.
Но пока розно росинки
На листе сверкают… Печально!»

Принцесса на том же веере пишет ответ:

«Так, поклялись,
Что будем в едином лотосе
Мы неразлучны,
Но знаю: совсем к другому
Сердце твое стремится…»

– Ну зачем же так принижать… – улыбается Гэндзи, но лицо его остается печальным.

В тот день в доме на Шестой линии, как обычно, собрались почти все принцы крови. Живущие в доме особы, стараясь превзойти друг друга в щедрости и изобретательности, прислали великое множество пожертвований. Одеяния для Семи служителей Закона[90] и положенные вознаграждения для участников церемонии подготовила госпожа Мурасаки. Самые тонкие ценители приходили в восторг, разглядывая сшитые из узорчатого шелка наряды. «Свет не видывал ничего подобного!» – восклицали они, и даже швы на монашеских оплечьях казались им верхом совершенства. Право, утомительно слушать, когда люди слишком долго толкуют о подобных мелочах…

Монах-распорядитель, торжественно разъяснив основной смысл сегодняшних приношений, огласил текст молебной записки, где воздавалось должное высоким устремлениям принцессы, которая, будучи в расцвете молодости и красоты, сумела отречься от бренного мира и в сутре Лотоса обрести залог вечного благополучия.

Этот почтенный монах, славный мудростью своей и красноречием, превзошел самого себя. Его слова были так возвышенны, исполнены такого глубокого смысла, что все плакали, слушая его.

Гэндзи предполагал обойтись без особой огласки, но слух о том, что в доме на Шестой линии готовятся к церемонии освящения молельни, дошел и до Дворца, и до горной обители, откуда тоже прислали гонцов.

Роскошные пожертвования заполнили покои, право, можно ли было ожидать?.. Впрочем, в доме на Шестой линии так бывало всегда: любая незначительная церемония вопреки желанию Гэндзи превращалась в пышное празднество. А как на сей раз в приготовлениях участвовали еще и высочайшие особы… Вечером монахи получили столько даров, что даже храм не мог их вместить…

Нынешнее положение принцессы возбуждало жалость в сердце Гэндзи, и он старался окружить ее самыми нежными заботами.

– Не лучше ли принцессе поселиться отдельно в доме на Третьей линии, который я собираюсь оставить ей? – предлагал Государь– монах, но Гэндзи отвечал:

– Мне бы не хотелось отпускать ее от себя. Здесь я могу видеться с ней в любое время и знаю все ее нужды. А ведь уже «к концу приближается»… (161). Неужели я должен лишиться и этого утешения?

Тем не менее он распорядился, чтобы дом на Третьей линии привели в порядок и большая часть доходов с принадлежавших принцессе угодий поступала теперь в его хранилища. Более того, по приказанию Гэндзи число хранилищ было увеличено, и все имение принцессы, включая многочисленные ценности, переданные ей Государем-монахом, было перевезено на Третью линию и оставлено под надежной охраной. Гэндзи лично позаботился о том, чтобы дом был снабжен всем необходимым как для самой принцессы, так и для ее многочисленных дам и служанок…

Осенью по распоряжению Гэндзи были произведены некоторые преобразования в саду дома на Шестой линии, в той его части, которая примыкала к восточной стене. Здесь посадили полевые цветы и дикие травы, чтобы можно было прямо из дома любоваться осенними лугами. В помещении, отведенном для принцессы, поставили сосуды для священной воды и прочую необходимую утварь. Убранство покоев было, как и полагается, весьма скромным, но удивительно изящным. Многие прислуживающие принцессе дамы, не желая отставать от госпожи, решили принять постриг. Среди них были не только пожилые дамы, такие, как кормилица, но и молодые, в самом расцвете лет. Из последних принцесса выбрала лишь тех, чье решение показалось ей достаточно твердым, в чьей готовности прожить в монашеском обличье до конца своих дней она не сомневалась. Остальные, почувствовав себя глубоко уязвленными, продолжали упорствовать, но, узнав об этом, Гэндзи решительно воспротивился.