Покои нёго сверкали новым праздничным убранством, дамы тоже принарядились, и трудно было сказать, которая из них прекраснее. Девочек-служанок одели в зеленые верхние платья и розовые на алой подкладке кадзами. Их хакама были из затканного узорами китайского шелка, а акомэ – из китайского шелка цвета «керрия». Девочки из покоев госпожи Акаси отличались сравнительной скромностью нарядов: две были в верхних платьях цвета «красная слива», две – в платьях цвета «вишня». На всех – одинаковые зеленые кадзами, светлые и темные лиловые акомэ и прелестные атласные нижние платья.
Дамы принцессы, как только разнесся слух, что в ее покоях соберется множество гостей, тоже постарались получше нарядить девочек-служанок. На них надели желтовато-зеленые верхние платья, кадзами цвета «ива» и сиреневые акомэ. Казалось бы, ничего особенного, но сколько изысканного благородства было в их фигурках!
Между передними и внутренними покоями раздвинули перегородки, места для дам отделили друг от друга переносными занавесами, посредине же приготовили сиденье для Гэндзи.
Рассудив, что на этот раз вести мелодию лучше всего поручить мальчикам, Гэндзи поместил на галерее третьего сына Правого министра, старшего из рожденных ему госпожой Найси-но ками, и старшего сына Удайсё. Первый должен был играть на флейте «сё», второй – на обычной флейте.
За переносными занавесами положили круглые сиденья и поставили разные инструменты. Ради такого случая из хранилища были извлечены прославленные фамильные инструменты рода Гэндзи, бережно хранившиеся в чехлах из темно-синей ткани. Госпоже Акаси Гэндзи вручил бива, госпоже Мурасаки – японское кото, нёго – кото «со». Очевидно, опасаясь, что принцесса не справится с новым для нее инструментом, он распорядился, чтобы ей принесли тот самый, на котором она всегда играла, и сам настроил его.
– Обычно кото «со» хорошо держит строй, но, когда играешь на нем, вторя другим инструментам, часто сбиваются подставки. О них надо позаботиться заранее, но женщины, как правило, не умеют натягивать струны. Пожалуй, нам лучше позвать Удайсё. Наши флейтисты слишком малы, у них едва достанет сил и на то, чтобы вести мелодию, – смеется Гэндзи и посылает за сыном.
Появление Удайсё повергает дам в замешательство. Впрочем, и сам Гэндзи с трудом скрывает волнение: сегодня здесь собрались его лучшие ученицы (если не считать госпожи Акаси), и, разумеется, ему хочется, чтобы они оказались достойны его. За нёго бояться нечего, ей часто приходится играть на кото «со» перед самим Государем. Больше всего он беспокоится за госпожу Весенних покоев, которой досталось японское кото, инструмент несложный и на первый взгляд обладающий весьма ограниченными возможностями, но мало кому из женщин доступный, ибо для игры на нем не существует твердых правил. Удастся ли госпоже приноровиться к звучанию остальных инструментов и не нарушить общего согласия?
Удайсё держится весьма церемонно, считая, что нынешнее музицирование по значительности превосходит даже музыкальные собрания, устраиваемые по особо торжественным случаям во Дворце.
Судя по всему, он заранее позаботился о своей наружности: на нем великолепное платье, источающее чудесное благоухание. Пришел же он, когда начинало темнеть.
Цветы, освещенные мягким вечерним светом, кажутся особенно прекрасными, словно пушистые хлопья прошлогоднего снега белеют они на деревьях, и ветки гнутся под их тяжестью. Нежный ветерок разносит по саду пленительный аромат. Он соединяется с тонким запахом курений, будто обитатели этого дома и в самом деле надеются заманить к себе соловья (305).
Придвигая к Удайсё кото, Гэндзи говорит: – Мне не хотелось бы обременять вас просьбами, но не согласитесь ли вы подтянуть струны этого кото и настроить его? Ведь никого постороннего мы не можем впустить сюда.
Почтительно приняв кото, Удайсё старательно, весьма изящными движениями настраивает его в тональности «итикоцу»[48]. Видя, что он медлит в нерешительности, Гэндзи просит:
– Сыграйте же что-нибудь для начала. Да постарайтесь не обмануть наших ожиданий.
– О, я недостаточно искусен, чтобы играть сегодня здесь, – с нарочитой скромностью отвечает Удайсё.
– Может быть, вы и правы, – смеется Гэндзи, – но неужели вам не жаль своего доброго имени? Люди станут судачить, что вы, потерпев поражение, позорно бежали от женщин.
Сыграв какую-то прелестную мелодию и убедившись, что кото настроено хорошо, Удайсё спешит возвратить его.
Внуки Гэндзи, принаряженные ради такого случая, очень мило играют на флейтах, совсем еще по-детски, но чувствуется, что их ждет большое будущее.
Скоро все инструменты были настроены, и музицирование началось.
Все дамы играют превосходно, но особенно прекрасно звучит бива. Госпожа Акаси применяет в основном старинные приемы, и струны поют чисто и мелодично.