Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2

– Безжалостный ветер
Все вокруг разметал-развеял,
Девичья краса,
Бессильно поникнув, трепещет.
Не пришел ли и ей конец?

Она говорила тихо, но юноша слышал, как министр повторил ее песню. Возмущение боролось в душе Тюдзё с любопытством, он предпочел бы остаться и увидеть все до конца, но, побоявшись, что его заметят, поспешил отойти.

А вот как ответил министр:

– Когда бы росе,
Вдруг покорилась, смирившись,
Девичья краса,
Самый неистовый ветер
Не сумел бы ее погубить.

Взгляните хотя бы на гибкие ростки бамбука…

Разумеется, юноша мог и ослышаться, но, так или иначе, ответ Гэндзи вряд ли заслуживал одобрения.

Из Западного флигеля министр перешел в Восточный. Там он увидел множество пожилых дам, которые, очевидно напуганные внезапными холодами, занимались шитьем. Молодые прислужницы, разложив вату на каких-то узких ларцах, старательно расправляли ее руками. Повсюду лежали разнообразные ткани: прекрасная кисея цвета опавших листьев, лощеный шелк модного цвета…

– Должно быть, вы готовите новое платье для Тюдзё? – спросил Гэндзи. – Жаль, что пиршество в Западном саду скорее всего будет отменено. Да и на что можно надеяться после того, как буря разметала все вокруг? Боюсь, что осень в этом году будет весьма унылой.

Разноцветные ткани – сразу и не поймешь, для чего предназначенные, – были удивительно хороши, и министр невольно подумал, что в этой области обитательница Восточных покоев не уступит самой госпоже Мурасаки.

Для платья господина министра был приготовлен шелк с цветочным орнаментом, на редкость умело окрашенный в бледные тона соком недавно сорванных цветов.

– Такое платье больше подойдет Тюдзё. Я слишком стар для него, – сказал Гэндзи и вышел.

Тюдзё был крайне раздосадован необходимостью сопровождать министра, пока тот навещал всех этих особ, не представлявших для юноши ровно никакого интереса. Он должен был написать несколько писем, а солнце стояло уже довольно высоко. Весьма озабоченный, Тюдзё прошел в покои маленькой госпожи.

– Госпожа еще не вернулась из Южных покоев. Она так испугалась бури, что утром никак не могла подняться, – сообщает ему кормилица.

– Да, страшная выдалась ночь. Я намеревался провести ее здесь, но не решился оставить старую госпожу. А что наш кукольный дворец? Цел? – спрашивает Тюдзё, и дамы смеются.

– Госпожа ведь не дает и веером рядом взмахнуть, а сегодня ночью дул такой ветер, что казалось: еще миг – и все разлетится. Мы просто не знали, что с этим дворцом делать, – рассказывают они.

– Найдется ли у вас лист простой бумаги? И тушечница… – просит юноша, и дамы, достав из шкафчика госпожи несколько листов бумаги, подносят ему на крышке от тушечницы.

– О, эта слишком хороша… Могу ли я позволить себе… – говорит он, но, вспомнив о низком звании госпожи из Северных покоев, решает, как видно, что стесняться особенно нечего, и принимается за письма.

Бумага тонкая, лиловая. С непередаваемым изяществом Тюдзё усердно растирает тушь, осматривает кончик кисти и старательно пишет, время от времени останавливаясь в раздумье. Однако в песне его чувствуется некоторая принужденность, что делает ее довольно скучной:

«Ветер бушует,
Тучи блуждают по небу,
Но и сегодня
Не забываю тебя я,
Да и могу ли забыть?»

Заметив, что он привязывает письмо к сломанному ветром стеблю мисканта, дамы говорят:

– А вот Катано-но сёсё[3] всегда учитывал цвет бумаги…

– О, такие тонкости не для меня! Где, в каких лугах должен я искать теперь подходящие цветы?

Не имея желания поддерживать разговор с этими женщинами, Тюдзё отвечает крайне сухо, из-за чего производит впечатление человека сурового, может быть даже высокомерного. Написав еще одно письмо, Тюдзё передает оба Мума-но сукэ, который, в свою очередь, вручает одно прелестному мальчику-слуге, а другое – опытному телохранителю, шепотом дав каждому соответствующие указания. Дамы теряются в догадках.

Тут проходит слух, что маленькая госпожа возвращается, и дамы принимаются хлопотать, поправляя занавес и приводя в порядок покои. Юноше очень хочется сравнить девочку с недавно увиденными цветами, поэтому он, хотя это вовсе не в его правилах, нарочно задерживается и, спрятавшись за шторой, прикрывающей боковую дверь, глядит сквозь щелку переносного занавеса.

Вот откуда-то появляется маленькая госпожа, но, к его величайшей досаде, вокруг суетятся дамы, и ему не удается разглядеть ее.

На ней светло-лиловое платье, не очень еще длинные волосы веером рассыпаются по плечам. Она хрупка, нежна и трогательно-прелестна. Тюдзё случалось мельком видеть маленькую госпожу в прошлом году но за это время она выросла и похорошела. Уже можно себе представить, какой она станет, когда красота ее достигнет своего расцвета.