Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 1

Приходит Левый министр и без особой торжественности оделяет дам дарами: мелкими, не стоящими внимания безделушками и более значительными вещами, действительно достойными названия памятных.

Не в силах и далее влачить дни в томительном бездействии, Гэндзи отправился навестить ушедшего на покой Государя.

Когда карета была готова и собрались передовые, словно проникнув в смысл происходящего, начал моросить мелкий дождик; тревожно подул, увлекая листы, ветер, и осиротевшие дамы острее прежнего ощутили печаль одиночества, их ненадолго высохшие рукава вновь увлажнились.

- Оттуда я поеду на Вторую линию, где и останусь на ночь, - сказал Гэндзи, и его приближенные, подумав, очевидно: «Что ж, будем ждать там», тоже один за другим покинули дом Левого министра, и, хотя дамы понимали, что расстаются с Гэндзи не навсегда, глубокое уныние овладело ими. Министр же и супруга его с этим ударом утратили последний остаток сил. Госпоже Оомия Гэндзи прислал письмо следующего содержания:

«Ушедший на покой Государь изволит проявлять беспокойство, и сегодня я отправлюсь к нему. Совсем ненадолго покидаю я Вас, но тяжело на сердце, и мысли в смятении; не понимаю, как удалось мне дожить до этого дня! Встреча с Вами скорее умножила бы мою тоску, потому и не зашел я проститься…»

У госпожи в глазах померкло от слез, в глубоком унынии пребывая, не могла она и ответить. Министр же тотчас пришел к Гэндзи. Пораженный глубочайшей горестью, он не отнимал от глаз рукава. На него глядя, печалились и дамы. Гэндзи тоже плакал, сокрушаясь о превратности мира. Искренность его горя вызывала сочувствие, но как же прелестно было его заплаканное лицо! После долгого молчания министр говорит:

- Старики склонны лить слезы по любому поводу. У меня же глаза не просыхают и на миг, ибо скорбь моя безутешна. Опасаясь, что люди осудят меня за слабость и малодушие, я не хожу никуда, даже к ушедшему на покой Государю не наведываюсь. Надеюсь, вы объясните ему это при случае. О, как тяжело, когда тебя, старика, годы которого близятся кконцу, опережает твое собственное дитя.

Изо всех сил старался министр преодолеть волнение, и нельзя было без жалости смотреть на него.

- Всем известно, сколь неисповедимы пути мира, - отвечает Гэндзи, сам то и дело всхлипывая, - и невозможно предугадать, кто останется, а кто уйдет раньше, и все же, теряя близких, каждый раз испытываешь ни с чем не сравнимое потрясение. Разумеется, я расскажу обо всем Государю, и он наверняка поймет вас.

- Дождь не перестает, спешите же, пока не стемнело, - торопит его министр.

За занавесями, перегородками, везде, куда может проникнуть взор, сидят, прижавшись друг к другу, дамы в темно- и светло-серых одеяниях, числом около тридцати. Уныло понурившись, они роняют слезы, и сердце Гэндзи печально сжимается.

- Остается здесь существо, которое не можете вы лишить своих попечений, и я утешаюсь, говоря себе: «Все-таки и теперь будет он заходить в наш дом». Но неразумные дамы совсем пали духом, им кажется, что они видят вас сегодня в последний раз, что, уехав, вы позабудете этот старый приют. Даже вечная разлука с госпожой, пожалуй, печалит их меньше, чем расставание с вами, слишком тяжело сознавать, что бесследно уходят в прошлое годы, когда, хоть и нечасто, выпадало им счастье близко видеть вас. И это неудивительно. О, я не мог не замечать, что в ваших отношениях с супругой не возникло доверительной близости, но тешил себя надеждой, увы, напрасной, что, быть может, когда-нибудь… В самом деле, какой тягостный вечер… - говорит министр и снова плачет.

- Уверяю вас, ваши опасения напрасны. Если раньше я и позволял себе так долго не наведываться к вам, то только потому, что, так же как и вы, надеялся на будущее, легкомысленно полагая, что когда-нибудь… Теперь же мне не на что надеяться, так стану ли я вами пренебрегать? - говорит Гэндзи и выходит, печально вздыхая, а министр, проводив его, возвращается в покои.

Все здесь, начиная с убранства, осталось таким же, как в прежние дни, но кажется, что перед тобой - пустая скорлупка цикады… Перед занавесом разбросаны принадлежности для письма. Подняв исписанные почерком Гэндзи листки бумаги, министр разглядывает их, отирая глаза, и нетрудно предположить, что некоторые молодые дамы, на него глядя, улыбаются сквозь слезы. Строки из чувствительных старинных стихов, китайских и японских, небрежно начертанные разными знаками - и скорописными и уставными… «Какой прекрасный почерк!»- возведя глаза к небу, восхищается министр. Может ли он не жалеть, что отныне Гэндзи станет ему чужим?

«Неуютен расшитый широкий покров, кто с властителем делит его?» - написано на листке бумаги, а рядом:

«К той, что ушла,
Сердце в тоске стремится,
Увы, нелегко
Расставаться с привычным ложем,
На котором лежали вдвоем…»

Возле слов «как приникший к ним иней тяжел…»[27] начертано: