Повесть о дупле Уцухо-Моногатари. Часть 2

У Масаёри же в двух западных флигелях северного дома, где жила госпожа, расположилась Дзидзюдэн со своими дочерьми. Жена Накатада проживала в комнатах и коридорах восточного флигеля.[135] Принц Тадаясу жил в одном из западных флигелей. Накатада велел красиво обставить помещения восточного флигеля, выходящие на север, и поселил там сестру Накаёри. Как только левый министр Тадамаса покинул усадьбу, Масаёри распорядился приготовить освободившиеся помещения для Фудзицубо, и в них начались работы: вешали занавеси, устанавливали полог, готовили сиденья, — всё было очень красиво. В покоях, где раньше проживал Сикибукё, тоже меняли занавеси, а во флигелях убранство оставалось таким, как было.

Фудзицубо попросила наследника престола:

— Теперь мне можно поехать в родительский дом?

— Насицубо всё самое тяжёлое время беременности оставалась со мной и отправилась к отцу совсем недавно. Почему же ты спешишь покинуть дворец задолго до срока?

* * *

Первый министр Суэакира был стар. Болезнь не причиняла ему больших страданий, но он чувствовал, что настаёт его смертный час. Долгое время он был погружён в размышления и наконец обратился к сыновьям, главе Налогового ведомства Санэмаса и второму военачальнику Личной императорской охраны Санэёри:

— Вы оба служите при дворе, и положение ваше надёжно. Когда меня не станет, правый министр Масаёри позаботится о вас. Но вот моя дочь, проживающая у наследника престола, и Санэтада очень меня беспокоят. Как подумаю о них, чувствую, что трудно мне будет покинуть этот мир. И при моей жизни дочь моя, Сёкёдэн, испытывает всяческие трудности. А Санэтада, казалось, создан для государственной службы, внешность и характер его безупречны, и я надеялся, что он-то и продолжит мои дела. Но совершенно неожиданно его постигла злая судьба, всё у него разладилось, сердцем он измучился и ни служебными, ни своими частными делами не интересуется. Я чувствую, что каждый день приближает меня к концу, поэтому непременно хочу увидеть Санэтада. Передайте это ему. Неужели он не захочет повидать меня в последний час? О чём он думает? Ничего нет в нашем мире дороже, чем отношения отца и сына. Почему же он, не подумав о своём отце, презрев своё будущее положение, так загубил себя? О, Несчастный! Скажите ему, что я очень ослаб. Неужели я не смогу увидеть его хотя бы один раз?

Проливая горькие слёзы, старший сын отправился к Масаёри, а средний в Оно и подробно рассказал Санэтада о состоянии отца. Тот долго не произносил ни слова, погруженный в свои мысли, и наконец сказал:

— О болезни отца я знал давно, и мне хотелось обязательно навестить его. Но я опасался: как бы кто-нибудь не увидел, что я ещё пребываю в этом мире и что я так страшно изменился. Однако когда его болезнь так обострилась, разве могу я не пойти?

И ночью, прячась от людей, он отправился к отцу.

Санэмаса, в свою очередь, рассказал правому министру о положении отца, и тот сразу же пришёл к больному. Первый министр сел, опираясь на скамеечку-подлокотник, и пригласил Масаёри войти к нему в комнату. Во время разговора к ним вошёл Санэёри и объявил, что советник сайсё прибыл.

— Позови же его сюда! — воскликнул отец.

Санэтада же, узнав, что там находится правый министр, никак не решался войти. Снова и снова отец звал его, но он так и не двигался с места, притаившись за ширмой. В это время прибыла госпожа Сёкёдэн, и сев возле отца, ухаживала за ним.

— С каждым днём мне всё хуже, и я чувствую, что жить мне осталось мало, — говорил Суэакира правому министру. — Я уже в таком возрасте, когда горевать обо мне не надо. И мне самому не приходится сожалеть, что жизнь моя подходит к пределу. Ведь мне уже за семьдесят, а я всё ещё служу первым министром. Единственное, что меня беспокоит, это судьба двух моих детей. Правда, Санэёри ещё в чине не очень высоком, и о нём тоже надо было бы подумать, но я рассчитываю на вас и поэтому уверен, что рано или поздно он достигнет высоких степеней. Просить кого-либо помочь моей дочери бессмысленно. Что же касается Санэтада, то как только подумаю о нём, душу мою обуревает беспокойство и я не могу спокойно отойти в страну мрака. Он сам, по собственной воле загубил себя, но мне по-прежнему мил, и душа за него болит. Если можете, позаботьтесь о нём. Он решил покинуть мир, но не дайте ему совсем погибнуть, — говорил он, проливая горькие слёзы.