Повесть о дупле Уцухо-Моногатари. Часть 1

— Ну что за глупости, — принималась бранить её служанка. — И думать об этом не смейте! Сердце ваше теперь должно успокоиться. О чём вам горевать, имея такое сокровище? На днях видела я нашего Мусимицу[135] во сне. Снилось мне, будто ястреб-перепелятник роняет перед вами очень красивую, блестящую гладкую иглу для потайного шва со светло-голубой нитью, которая скручена слева направо. Нитка длиной эдак с руку. А рядом стоит мудрый аскет, кожа да кости. Берёт он эту нитку и проворно вшивает её до половины в перед вашей юбки. И тут ястреб, который иглу бросил, вроде бы её ищет, вокруг кружит и высматривает, а как увидел, что она у вас, садится к вам на рукав и уже не улетает. Вот что я видела. Чудно мне это показалось, и отправилась я к толкователю снов. «Это сон чрезвычайно счастливый. Женщина, которую ты видела во сне, родила ребёнка, он станет важным сановником, и в конце концов через того ребёнка она будет облагодетельствована. И разлучит их только смерть», — напророчил он. Если так, то это начало вашего процветания. Я много видела снов, и если снится иголка, то это к ребёнку очень умному, почтительному к родителям. Когда я должна была родить свою дочь, что живёт сейчас в провинции Тамба, я видела сон, будто беру я кусок шёлка из провинции Синано, вытягиваю из него нитку, ловко вдеваю её в иглу с большим ушком и начинаю шить себе платье. К чему бы такое снилось? А к тому, что дочь моя счастлива и что я живу её милостью. В прошлом месяце ходила я к ней поговорить и о ваших делах и принесла белого риса три то и пять масу, а неочищенного риса — семь то[136]. Вот мы и выкрутились! О чём нам беспокоиться? Не рассуждайте, как дитя. ‹…› Глядя на вас, и не скажешь, что у вас уже у самой сынок. Незачем вам думать о смерти. Незачем тосковать о прошлом. Много на свете людей, которые живут хуже вас. Не годится вам жаловаться, такой красавице.

— Почему ты так беспокоишься? — возразила в ответ госпожа. — Я не замышляю того, о чём ты думаешь.

— Не надо убиваться, — продолжала служанка, — может быть, в этом замысел будд и богов. Не надо говорить, что вот уж конец света, нельзя утверждать бездумно, что всё преходяще. Ведь такой сынок, как у вас, — истинная драгоценность.

И она действительно заботилась о нём, как об истинной драгоценности.

Так жила дочь Тосикагэ, проводя дни и ночи в слезах, и пусто проходили её дни и месяцы. Доходов не было никаких, служанка продавала мелкие вещи, которые были в доме, — тем и жили. Шло время, и только увеличивалось море слёз. Когда мальчику исполнилось три года, летом, его отняли от груди. Мать забеспокоилась:

— Как, сын мой теперь не будет пить молока? Нет, пусть пьёт. Нельзя, чтобы он страдал. Ведь другой еды у нас нет, а если он не будет пить молока, то что же с ним станет?

— Нет, нет. Больше ему молока пить не надо, — настаивала служанка. И в конце концов мать подчинилась.

Ребёнок рос очень быстро. Был он необычайно красив. О чём бы ни услышал, что бы ни увидел, этого он уже не забывал. Его сообразительность и ум были поразительны. Ещё дитя, он не совершал ничего такого, что могло бы огорчить мать, и уже понимал, что родителей нужно почитать.

Осенью того года, когда исполнилось ему пять лет, служанка умерла. У матери и сына не осталось никакой пищи. Томительно проходили дни. Сын выходил из дому побродить по окрестностям. Он знал, что мать ничего не ест, и очень этим печалился. «Как же накормить её?» — думал мальчик упорно, но он был слишком мал, чтобы чем-нибудь заняться.

Однажды утром вышел он к реке, что текла поблизости, и увидел, как рыбак удит рыбу.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Родители мои больны, им нечего есть, вот я и хочу поймать для них рыбы, — ответил рыбак.

«Я тоже могу наловить рыбы для матушки», — подумал мальчик. Сделав крючок, этот необычайно красивый ребёнок пошёл на широкую реку и начал удить.

Прохожие, видя его, удивлялись:

— Кто этот прелестный малыш, который один забавляется на берегу реки? — и спрашивали его: — Что ты тут делаешь?

— Я играю просто так, — отвечал мальчик.

Ребёнок был так мил, что люди подумали: «Наловим-ка мы для него рыбы!» Они наловили много рыбы, и мальчик отнёс её домой.

— Не делай этого больше! Я хоть и не ем ничего, но не страдаю от этого, — сказала ему мать, но мальчик её не послушался и продолжал удить рыбу.

С каждым днём красота его становилась всё ослепительней. Когда он удил на реке, многие брали его на руки, ласкали и говорили:

— Есть ли у тебя родители? Будь нашим сыном!

— Нет, у меня есть матушка, — отвечал он и уговоров не слушал.

Пока было тепло, он ходил на реку за рыбой и кормил мать. Она жила, как во сне, питалась лишь тем, что приносил ей сын. Но вот наступили зимние холода, и он уже не мог ловить рыбу. «Что же я принесу матушке? Как же быть?» — терзался он.

— Я ходил ловить рыбу, но вся река покрыта твёрдым льдом, и рыбу поймать нельзя. Матушка, что же мы будем делать? — сказал он, возвратившись домой, и заплакал.