Начиная с восьмой главы стиль существенно меняется. Повествование посвящено уже годам зрелости Накатада, его семейной жизни. Автор возвращается к темам и персонажам первых глав произведения, но часто трактует их иначе, добавляя что-то новое и уточняя детали. Так, в связи с чтением записок Тосикагэ, довольно подробно рассказывается о его родителях, лишь бегло упомянутых в начале; император Сага вспоминает о родителях Тосикагэ и его усадьбе, сообщая новые подробности. Во второй части значительно уточняются родственные связи между персонажами. Оказывается, что Суэакира является старшим братом Масаёри, и сын его Санэтада приходится, таким образом, племянником Масаёри. Кроме того, рассказывается, что ещё при рождении Атэмия Суэакира и Масаёри поклялись друг другу поженить Санэтада и Атэмия. Подробно рассказывается о жёнах Канэмаса. В конце романа вновь говорится о верной служанке дочери Тосикагэ, с некоторыми вариациями по сравнению с первой главой, и впервые упоминается её имя.
Противоречия между первой половиной «Повести» и второй многочисленны. Естественно возникает вопрос, было ли всё произведение написано одним лицом. Нам кажется, что вся структура «Повести» подчинена единой концепции и эта концепция проводится последовательно до самого конца. Противоречия касаются деталей, иногда важных, но тем не менее не влияющих на идею всего произведения. Таким образом, можно всё-таки считать «Повесть о дупле» созданием одного автора. Однако к моменту создания рукописей, сохранившихся до нашего времени, «Повесть» существовала в нескольких вариантах, текст каждого из них подвергся более или менее значительной переработке и впоследствии они были довольно механистически использованы при создании сводного варианта.
Характерной чертой «Повести о дупле» является сочетание в ней самых разнообразных стилей. Такое сочетание не было обусловлено особым художественным замыслом. Прибегая к заимствованиям, автор не стремился привести к единообразию отдельные фрагменты, и эпизоды романа сохраняют с теми или иными источниками связь не только сюжетную, но и стилистическую. Многочисленные нити связывают «Повесть» с литературой, проникшей в Японию из Китая. Заимствованные из этой литературы сюжеты, по-видимому, впервые в «Повести» получают воплощение на японском языке. В подобных эпизодах стиль сух и лаконичен. Таково начало первой главы вплоть до смерти Тосикагэ. Масуда Кацуми отмечает, что эта часть (особенно эпизод обучения Тосикагэ у семи небожителей и появление Будды) и китайские переводы буддийских сочинений[81] стилистически очень близки.
Огромную роль играет в романе японская поэзия. Страницы романа насыщены
Во многих эпизодах «Повести» стихотворения сопровождаются более или менее развёрнутыми комментариями. Эти фрагменты могли бы быть частями «Повести об Исэ» или «Повести о Ямато». Примером такого рода является отрывок из первой главы, повествующий о дочери Тосикагэ и молодом Канэмаса, страдающих в разлуке.
Но в целом роль стихотворений в «Повести о дупле» совершенно иная, чем в «Повести об Исэ» или «Повести о Ямато», в которых прозаический текст не имеет самостоятельной ценности. Иное дело в «Повести о дупле». Обратимся к той части первой главы, где стихотворения играют большую роль: к описанию жизни дочери Тосикагэ после смерти отца до описания тоски влюблённых. Этот отрывок содержит шестнадцать стихотворений. Сокращение их, конечно, обеднило бы текст, но не разрушило бы его смысла, не лишило бы его логической последовательности. Развитие сюжета не зависит от стихотворений, уже не являющихся центральным моментом композиции. Таким образом, соотношение прозы и поэзии в «Повести о дупле» изменилось по сравнению с предшествующими произведениями, основой отныне становится прозаическое изложение, в которое может быть вкраплено какое-то количество стихотворений.