Повесть о дупле Уцухо-Моногатари. Часть 1

Итак, в «Повести о дупле» автор соединил различные направления литературы своего времени: в частности, стиль китаеязычной прозы и стиль японской поэзии. Направления эти были крайне разнородны, и автор не объединил их в стилистически единую композицию. В созданном после «Повести о дупле» романе Мурасаки-сикибу стиль гораздо более совершенен. Но, оставляя в стороне вопросы индивидуального таланта автора, надо сказать, что совершенство это обусловлено следующими причинами. Мурасаки-сикибу имела перед собой «Повесть о дупле» как образец для своего сочинения. Кроме того, в «Повести о Гэндзи» кругозор автора гораздо более ограничен. Мурасаки развивает лишь одну из линий «Повести о дупле», а именно линию любовных отношений, но и здесь персонажи гораздо менее разнообразны, чем в произведении её предшественника.

«Повесть о дупле» по глубине своей основной идеи и по широте изображения жизни общества достойна занять место среди известных произведений средневековой литературы не только Востока, но и всего мира. Кроме того, «Повесть» является одним из важнейших источников сведений о жизни хэйанского общества X в. Значение это не умаляется от соседства с такими произведениями, как «Записки у изголовья» или «Повесть о Гэндзи», так как отношение к действительности у трёх авторов этих наиболее крупных произведений эпохи было сугубо индивидуальным, и то, что интересовало одного, могло не найти отражения в произведениях других.

«Повесть о дупле» — поистине новаторское произведение, которое открывало пути для развития японской прозы. Многие особенности «Повести», недочёты её композиции и неровность стиля проистекают из того, что здесь автор впервые представил синтез различных стилей современной ему литературы и создал совершенно новый жанр: жанр сюжетного повествования большого объёма.

* * *

Рукопись произведения до нашего времени не дошла, самые старые из существующих списков относятся к рубежу XVI–XVII вв.

Настоящий перевод выполнен по изданию: Уцухо-моногатари / Ред. Коно Тама. В 3 т. // Нихон котэн бунгаку тайкэй. Т. 10–12. Токио, 1961–1962. Издание основано на ксилографе 1677 г.

Мы пользовались также изданием произведения под редакцией Мията Ваитиро (Нихон котэн дзэнсё. В 5 т. Токио: Асахи симбун, 1954–1965), в основу которого положена рукопись 1690 г., исправленная и дополненная по другим спискам.

Эти версии значительно отличаются друг от друга. Мы не отмечали разночтений между ними, придерживались первого издания и не восполняли пропусков в нём за счёт второго, поскольку ни одна из сохранившихся рукописей не является удовлетворительной, текст и в том, и в другом издании изобилует тёмными местами, словами не поддающимися расшифровке, и пр. В тех местах, где японские комментаторы предполагают пропуск в тексте, или там, где текст, по их мнению, настолько испорчен, что не поддаётся убедительной расшифровке, мы ставили многоточие в угловых скобках ‹…›. Оставлены без примечаний отдельные слова, значение которых утрачено. Часто оба комментатора значительно расходятся в понимании того или иного места, идентичного в обеих версиях. В подобных случаях мы придерживались толкования, казавшегося нам наиболее убедительным.

Предложенное в настоящем издании разделение моногатари на части (первая — главы I–XI, вторая — главы XII–XX) условно и отвечает исключительно издательской необходимости.

За пределами Японии «Повесть о дупле» почти неизвестна. Она переведена на английский язык (Tale of the Cavern (Ursuho-monogatari), translated with an introduction by Ziro Uraki. Tokio: Shinozaki Shorin, 1984), но этот единственный перевод не может дать полного представления о произведении, так как выполнен с большими сокращениями.

Искренне благодарю Е. М. Райхину, прочитавшую весь материл настоящей книги и сделавшую замечания, которые были учтены мной в работе.

Сейчас уже нет в живых И. Э. Циперович, на протяжении многих лет всячески поддерживавшей меня в работе, убеждавшей в необходимости её продолжения и дававшей ценные советы и В. Н. Горегляда, проявлявшего неизменный интерес к публикации перевода. Мне остаётся с чувством глубокой благодарности почтить их память.

Владислав Сисаури

Глава I ТОСИКАГЭ

Давным-давно жил князь по имени Киёвара[84]. Он занимал одновременно две должности: был старшим помощником главы Палаты обрядов и старшим ревизором Левой канцелярии[85]. Князь женился на дочери императора, и родился у них сын. Это был мальчик необычайных способностей. «Редкостный ребёнок! — говаривали отец и мать. — Дожить бы нам, увидеть бы, каким он вырастет!» Его не нужно было усаживать за книги, чему-то особо обучать — он был умён не по годам. Кроме того, он выделялся среди сверстников своим высоким ростом.

Как-то раз, когда ребёнку было семь лет, князь Киёвара принимал у себя некоего господина из Когурё[86], и сын, подражая отцу, приветствовал гостя стихами. «Невероятно! — удивился император, прослышав об этом. — Надо будет испытать его на государственных экзаменах»[87].