В каком из миров успокоится моё сердце? О, как это печально!»
Прочитав письмо, Атэмия почувствовала жалость, но ничего молодому человеку не ответила.
Санэтада всё время пребывал в глубокой печали и в конце третьего месяца послал ей новое письмо:
«Начинаю тебе я писать,
И скорбь сердце мне разбивает.
Когда в душе у меня
Любовь к тебе загорелась,
С милой женой я расстался,
С которой, как в гавани утки,
Долгие годы я жил неразлучно.
Не знал, что любимый утёнок
Отправился к жёлтым ручьям.
Долго я плыл по реке моих слёз,
Каждый день письма от тебя ожидая.
Уж близок конец моей жизни.
В горном селенье один
Гляжу я на море, что под солнца лучами горит,
Прилив моих слёз вымочил все рукава,
Но морской травы не вижу нигде.
Так, потеряв все надежды, сердцем скорбя,
Свои доживаю я дни»[657].
Ответа он не получил.
Письма Санэтада оставались безответными, но он никак не мог забыть Атэмия и продолжал писать ей. Санэтада не ходил на службу в императорский дворец, не посещал госпожу[658] и дни и ночи проводил в глубоком унынии.
В тот день, когда Атэмия въехала к наследнику престола, Накадзуми находился на грани смерти, но письмо её подбодрило молодого человека. С каждым днём пылая любовью всё сильнее, он совсем ослаб. Чувствуя, что жить больше не в силах, он написал Атэмия:
«По жёлобу быстро
Умчалась из пруда
Вода.
Ах, лучше бы пена
Всё время на дне оставалась![659]
Никогда я не мог удержаться, чтобы не писать тебе, и сейчас укоряю себя за это. Горько думать, что после смерти я оставлю о себе дурную память. И всё же я не сожалею, что погибаю из-за тебя. Я страдаю только оттого, что не смогу тебя увидеть ещё хоть раз».
Атэмия прочитала письмо и подумала: «Среди моих братьев я больше всех могла положиться на Накадзуми. Но он полюбил меня этой невозможной любовью и стал ужасно мучиться». Опечаленная его письмом, в котором чувствовалось безграничное страдание, она сокрушалась: «Как же он мог так полюбить свою сестру?» и написала в ответ:
«Сколько ни падает
На то же поле росинок,
Все исчезнут они без следа.
Но услышишь, что исчезла одна,
И сердце охвачено скорбью[660]».
Накадзуми, прочитав письмо, скатал его в маленький комок и проглотил с горячей водой. Кровавые слёзы хлынули у него из глаз, и он испустил дух.
Весь дом пришёл в смятение, всех охватила беспредельная скорбь. Атэмия, узнав о его смерти, была в отчаянии. «Неужели судьба судила ему так умереть? Он всегда говорил о своих страданиях, почему я в то время не отвечала ему? Ничего в нашем мире не интересовало его, а меня он считал бессердечной!» — думала она. Горько плача, она попросила у наследника престола разрешения посетить родительский дом.
— Не убивайся так, — стал утешать её наследник. — Накадзуми умер, но ведь у тебя осталось много других братьев. Не плачь так горько. Что до траура, то поезжай ненадолго к отцу и там носи траур[661], — распорядился он.
Атэмия всё время вспоминала о том, что говорил ей покойный, и её мучила безграничная тоска.
Сигэно Масугэ, глава Ведомства гражданского управления[662], отстроил для Атэмия новый дом и обставил его. Ни на кого больше не полагаясь, он выбрал счастливый день и в сопровождении сыновей и челяди собрался отправиться за ней. В это время ему кто-то сказал: «Атэмия въехала во дворец наследника престола».
Масугэ пришёл в страшный гнев, он кричал на весь дом так, что дрожали стены:
— В нашей стране есть и государь, и министры — так почему же дозволяется творить такие дела? Я задумал жениться, выстроил для своей избранницы дом, отделал опочивальню и ждал благоприятного дня, а тем временем невесту мою увезли во дворец наследника престола! Где же справедливость? Я человек незначительный, но этого не оставлю. Я не позволю, чтобы мою невесту взял кто-то другой. Наш век славится справедливостью, и я подам жалобу!
Он написал жалобу, чтобы подать её на расщеплённой палке[663].
Его сыновья, начиная со второго и младшего военачальников Личной охраны императора, переполошились. «Мы получили службу в императорском дворце и можем надеяться на продвижение только благодаря вам. Если вы совершите такое неподобающее дело, вас отправят в самые глухие деревни на границах провинций, а то и сошлют на дальние острова. Что? же будет с нами?» — уговаривали они его, потирая руки[664].
Но Масугэ, выхватив меч и размахивая им, кричал: