Повесть о детстве (Художник Р. Гершаник)

«А что, если я посмотрю, — подумал Сема, — разве это будет грех? Во-первых, я в комнате один, а во-вторых, во-вторых…» Не придумав ничего, Сема разозлился и рванул тесемку — он увидел аккуратно сложенные листки бумаги. Все остальное уже не интересовало его. «Подумаешь, счастье — бумага, и если бы еще чистая, а то исписанная бумага». Равнодушно взглянув на листок, он прочел первое слово: «Хавейрим» («Товарищи»), и презрительно сплюнул.

Вот если б он нашел настоящую бомбу, это была бы красота! Говорят, что у ребе такая густая борода, что мыши путаются в ней, а один раз прыгнула кошка и та не смогла выбраться. Но ничего, бомба не запуталась бы в этом рыжем лесу. Она бы ему показала, что значит Сема, она бы ему показала, старому дьяволу, она бы… Сема расхрабрился и забегал по комнате. Он строил планы мести самые дерзкие: закупорить ребе в бочку и бросить в воду, чтобы ветер гнал ее от берега к берегу, облить ребе керосином и поджечь, удавить, утопить… Что еще можно сделать?

— Ты забыл, что тебя ждут? Чем у тебя голова занята?

— Бабушка, не трогайте мою голову, — с досадой отмахнулся Сема и, взяв пакет, вышел на улицу.

День выдался жаркий, желтая пыль крушилась над местечком, в домах были закрыты ставни: люди прятались от солнца. Посвистывая, Сема побрел к заводу. У дома Пейси Сема ускорил шаг, но это не спасло его.

— Ау, Старый Нос!

— Что ты еще хочешь?

— Ничего я не хочу. Можешь не задаваться.

— Ну, ну, ты молчи!

— Я не знаю, зачем ты ругаешься, — примиряюще сказал Пейся. — Хочешь яблоко? Смотри, какое яблоко.

Отказываться было глупо, и Сема присел на камешек. Пейся, обрадованный тем, что нашел наконец собеседника, принялся за свое:

— Папа вчера…

— Мясо царю, — хмуро перебил Сема. — Знаю!

— Нет, совсем другое.

— Что другое?

— Папа ехал мимо речки и захотел руки помыть. Подошел он к берегу и видит: боже мой, рыба идет прямо-таки пластом. Что делает папа? Снимает картуз и окунает в воду. Вынимает — полный картуз рыбы, и какой! Тогда папа захотел покушать, раз рыба сама идет. Он развел костер и стал варить уху.

— В чем же он варил? — недоверчиво спросил Сема.

— Слушай дальше! — важно воскликнул Пейся, польщенный вниманием. — Он вспомнил, что в телеге есть кусочек воска. Он слепил из воска котел и сварил в котле такую уху, что мир не видывал!..

— Вот и врешь! Воск-то тает, дура! — перебил его Сема и встал.

— Подумаешь! — нашелся Пейся. — Воск тает! Папа развел такой огонь, что вода вскипела раньше, чем растаял воск.

Сема расхохотался: находчивость Вруна показалась ему забавной. И где только он подслушивает эти сказки, кто сочиняет их? Ай да Врун!

— Ну, расскажи еще что-нибудь.

— Ты же не веришь, что я тебе буду даром рассказывать.

— Ладно, верю… — снисходительно сказал Сема и зашагал.

— Я буду сегодня делать змея! — крикнул ему вдогонку Пейся. — Штук пять сделаю и выменяю.

— Сделай мне.

— Из пальца я тебе сделаю?

— Зачем? Зачем из пальца? Я бумаги достану! — крикнул Сема, прижимая к груди сверток.

— Достанешь, тогда и будет разговор! — деловито ответил Пейся.

Приятели расстались.

* * *

Моисей стоял у фабричных ворот. Ящик его был открыт — шла бойкая торговля.

— Молодой человек, — кричал Моисей, — вы торопитесь? Вы, может быть, идете представляться родителям своей невесты? Остановитесь, на вашем костюме я вижу пятно. За один пятак я выведу ваше пятно, как будто его никогда не было на белом свете!

Он говорил весело и легко. И Сема с удивлением заметил, что рабочие останавливались. Он не верил своим глазам, но Моисей торговал. И как быстро он орудовал пальцами: в два счета завертывал покупку и получал деньги. Как будто он всю жизнь выводил пятна! Как будто он всю жизнь продавал эти палочки! Прохожие останавливались. Десятки лет они носили засаленные пиджаки — и кто думал об этом? — а Моисей в две минуты убеждал их, что дальше так шить невозможно. Кто бы мог догадаться, что какие-то палочки — прибыльное дело?

Заметив Сему, Моисей, продолжая весело покрикивать, поманил его к себе. Сема подошел.

— Принес?

— А как же!

— Ну, стой здесь. Положи это дело сюда. Когда я тебе скажу: «Заверни», ты возьмешь листочек и завернешь. Но, если я тебе ничего не скажу, ты ничего не бери.

— А что я буду с этого иметь? — деловито спросил Сема.

— Одну пятую с оборота, — засмеялся Моисей. — Как у Герша…

Дело пошло. Когда кончились палочки, принялись за чернильные порошки — они лежали в ящичке отдельно, в маленьких конвертиках… Рабочие выходили из фабричных ворот и, с любопытством глядя на ящик, останавливались подле Моисея.

— Завернуть! — приказывал Моисей.

И Сема быстро упаковывал порошки, с восхищением глядя на своего партнера.

— Откуда ты взял приказчика? — шутливо спрашивали покупатели у Моисея.

— Это сын Гольдина!

— Того Гольдина?

— Да, того.

И рабочие с любопытством всматривались в веснушчатое лицо Семы.

— Похож-таки на отца.

— Это будет видно, — улыбаясь, отвечал Моисей.

По пути домой Моисей спросил Сему:

— Ну как, дружище?

— Очень нравится, — откровенно признался Сема. — Завтра тоже будем?

— И завтра и послезавтра.

— А послепослезавтра?

— Дела найдутся… Ну, держи свою долю.