Повесть о чекисте

— Знаешь, Иван Александрович, кто старое помянет... Настала пора, Василий, тебе уходить с завода. Пропуск я выпишу...

— Не надо, Николай Артурович, я и так уйду.

— Как же ты?

— Да уж так... Запросто... — Он улыбнулся.

— А куда уйдешь? — спросил Гефт. — Домой нельзя. Мы можем тебя взять с собой в тайник...

— Нет, я с вами не могу... У меня братишка меньшой, Колька... Мы вместе уйдем в Усатово, там живет тетка, у нее на огороде колодец, так мы этим колодцем в катакомбы...

— Что ж, хорошо. Желаю удачи! В день освобождения мы встретимся все возле дюка [42]. У Потемкинской лестницы в шесть часов вечера. Приходи.

Гефт обнял Тихонина и проводил до двери.

Когда они остались одни, Николай сказал:

— Мне вручили командировочное предписание — маршбефель. Я назначен командиром дока. Отправляется он седьмого ночью. Получил на дорогу паек, думаю, что нам хватит. Забирай на Тенистую. Вот тебе, Иван Александрович, пропуск. Пора и тебе уходить. Связь через Юлю. Я приду восьмого утром. По сегодняшней сводке, наши войска ведут бои приблизительно в тридцати — сорока километрах от Одессы. Передай Валерию привет!..

— Николай Артурович, а как же с разминированием? — спросил Рябошапченко.

— Я сегодня дежурю. Загнер должен оставить мне ключи от сейфа. Постараюсь сделать все, что смогу. Если бы удалось спасти электростанцию...

— Ну, бывай!..

Рябошапченко взял перевязанный бечевкой пакет с продуктами и пошел к двери, но остановился, постоял, почмокал губами и вернулся:

— Давай, Коля, обнимемся!

Они обнялись.

— Восьмого утром ждем тебя. Помни, мы будем очень волноваться... Да! Если встретит меня начальство, спросят: куда? зачем?

— Скажешь, что инженер Гефт поручил тебе отнести к нему домой пакет с продуктами.

— До восьмого! — еще раз сказал Рябошапченко.

Тем временем Василий Тихонин действительно запросто ушел с завода. Он давно присмотрел плохо крепленную доску в заборе. По ту сторону шли железнодорожные пути и через каждые двадцать — тридцать метров несли охрану патрули. Маневровый паровоз, окутанный паром, шел по пути, подавая сигнал. Пользуясь как прикрытием облаком пара, Тихонин перебежал рельсы в каком-нибудь метре от паровоза и спрятался за будкой стрелочника. Затем, выждав момент, добрался до пакгауза, переждал и скрылся совсем...

Часов в пять вечера неожиданно для Николая к нему в кабинет явился Олег Загоруйченко.

— Не ждал? — спросил он от порога.

— Откровенно говоря, не ждал, — согласился Николай.

— Двадцать седьмого был реванш с Буанце, я думал, ты придешь в цирк, но так и не дождался...

— Началась эвакуация завода. Дел столько...

— Понимаю, — сказал он, усаживаясь в кресло. Было видно, что Загоруйченко что-то не договаривает, но выдержка ему изменила, и он в сердцах бросил:

— Илинич-то каков!! Обманул, мерзавец!.. В это воскресенье я пригласил его на дачу в Аркадию, посулил французский коньяк и шикарных девочек. Он дал слово, но не явился... В понедельник пошел к нему домой, а мне говорят: «Михаил Александрович еще в субботу уехал в Германию...» Как, спрашиваю, внезапно? «Нет, он неделю готовился!» Вот мерзавец! А мне обещал!..

— Ты к нему всей душой, а он... Действительно мерзавец, — не скрывая иронии, сказал Николай.

— А ты знаешь, что он за птичка, этот Илинич?

— Думаю, крупная, — высказал предположение Николай.

— Он работал на Канариса! Давно, с тридцать седьмого!..

— Ну, вряд ли... Кто это может знать... — желая вызвать его на откровенность, неопределенно сказал Николай.

— Кто может знать? — повторил Загоруйченко. — Кое-кто может! Когда Илинич — Михаил Октан редактировал орловскую газету «Речь», я был в Орле. И вот на банкете у коменданта города, в то время, как Илинич произносил тост, мне сказал один немецкий полковник: «Ловкач ваш соотечественник, служит и Гиммлеру и Канарису одновременно!»

— А кому решил служить Олег Загоруйченко? — прямо спросил Николай.

— Думаешь, это так просто... — уклонился он от ответа.

— А ты помнишь лейтенанта Гельмута Цвиллера?

— Как же, на костыле...

— Он этот вопрос решил...

— Ты что-нибудь знаешь о нем? — заинтересовался Загоруйченко.

— Я предполагаю...

Без стука вошла Лизхен. На ее лице было довольство собой и жизнью: майор брал ее в Констанцу. Стрельнув глазами в сторону Загоруйченко, она сказала:

— Николай Артурович, баурат просит вас к себе на совещание.

— Передайте, что я иду.

Лизхен вышла из кабинета.

— Ну, что же пойду и я... Мы еще увидимся? — прощаясь, спросил он.

Но, спрашивая об этом, Загоруйченко отлично знал, что ночью на военном транспорте он уйдет вместе с Гофмайером в Линц.

В полночь, уже в который раз, Гефт зашел в кабинет Загнера, сжимая в кармане ключи, посмотрел на сейф, но не решился его открыть.

«Рано... Еще очень рано, — думал он. — Открою под утро, когда крепок сон...»

Выйдя из кабинета, он встретился взглядом с дежурным канцеляристом. Борясь со сном, тот неестественно таращил глаза.

В лагерном общежитии дежурный отдал ему рапорт:

— В ночь с пятого на шестое апреля в лагере содержится сто сорок семь человек! Все в наличии. За время моего дежурства никаких происшествий не случилось!..