Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

Реальное значение имело мнение армии. Закладываясь на возможность всякого сценария, Баттенберг созвал сессию в придунайском порту, приказав держать наготове катер, — но армия однозначно встала на сторону князя. Генерал Эрнрот, и сам-то убежденный в том, что «игра в парламентаризм, мало пригодная для Болгарии, только вредит ей», имея соответствующие инструкции из Петербурга, уведомил господ офицеров, что «государь уважает волю князя, и нам должно ее уважать», — а солдатики своих офицеров любили и приказы исполняли беспрекословно.

Так что разошлись и начали вновь бороться за мандаты. Разве что Петко Каравелов, сидя в безопасном Пловдиве, раздавал интервью, вопия, что-де «переворот совершен с русской подсказки, силами русских, которые ведут себя как оккупанты, и отныне болгарам ничего доброго ожидать от России не следует». Учитывая «фактор Эрнрота», это заявление (при том, что переворот одобрили и Вена, и Берлин) было вполне обоснованным, и такое положение вещей Петербург не очень красило, однако иных вариантов Баттенберг попросту не имел.

Все «приличные люди», которым он предлагал лестное назначение, опасаясь, как бы чего не вышло, соглашались брать только портфели, но не ответственность за всё, так что Казимиру Густавовичу альтернативы не было. Правда, «временный кабинет» по требованию Александра III «уравновесили» рекомендованным Веной на пост министра просвещения профессором Константином Иречеком, а лично князь сообщил прессе, что «как глава государства вынужден взять на службу представителей дружественных держав, поскольку болгарские министры запятнали себя интригами, а в иных случаях и злоупотреблениями». И такое объяснение было принято, тем паче что мелкие бюргеры, аграрии и т. д., устав от либерального хаоса, тому факту, что «майка Русия» сама взялась за дело, были даже рады.

Этот важнейший фактор — веру «простого болгарина» в Россию, которая знает, что делает и никогда не подведет, — князь Александр, следует отметить, отыграл на все 146 процентов. Весь июнь он колесил по стране, выступая перед «чистой публикой» с объяснениями причин принятия «непростого, но необходимого решения», и во всех поездках его сопровождали если не сам Эрнрот, то российский консул Михаил Хитрово, говоривший мало и обтекаемо, однако самим фактом своего присутствия недвусмысленно показывавший, что Россия за Баттенберга.

В итоге князь, которого глубинка до тех пор практически не знала (типа, нас не спросили, но если есть, значит надо), быстро набирал популярность. Молодой, серьезный, прекрасно говорящий по-болгарски и — даром, что католик — целующий подносимые «батями» иконы, да еще с русским генералом обочь, — при таком наборе «за» иначе и быть не могло. Тем паче что агитация шла с использованием полного набора совсем еще незнакомых наивному населению технологий, разработанных теми самыми «венскими журналистами». Специально обученные люди вели разговоры «за жизнь» на улицах, консервативные газеты осваивали жанр карикатуры, выставляя либералов смешными уродцами, сельские жандармы (традиционные боги и цари для пейзан) организовали «народные сходы», где целые села подписывали адреса в поддержку Его Высочества, «храбро восставшего против нигилистов», усомнившихся чиновников «вычищали» без выходного пособия. Короче говоря, всё по науке — и к середине июня, в самый разгар выборов, в городах шли митинги с танцами и целованием княжеских портретов.

НАД ВСЕЙ БОЛГАРИЕЙ БЕЗОБЛАЧНОЕ НЕБО

Впрочем, разбрасывая пряники, предусмотрели и палку. В условиях объявленного на предвыборный месяц военного положения — а как иначе, если либералы вот-вот выпустят на улицы бомбистов?! — были приняты все меры «во имя безопасности и спокойствия любезных наших подданных». Всю страну, упразднив прописанные в Конституции районы, разделили на пять мобилизационных округов, возглавленных командирами «дружин» — конечно, болгарами, но с прикреплением к каждому русского «товарища» в погонах. Советы этих «товарищей» воеводам предписывалось «учитывать».