Повенчанный честью (Записки и размышления о генерале А.М. Каледине)

Полагаю, что моего слова Вам будет достаточно, господа заговорщики, что от меня никакой информации не выйдет, так скажем, во внешний мир.

– Честь имею, – с ударением произнёс он, – господа. А что касается Ваших угроз, Михаил Алексеевич, они Вас уничижают. У меня семь патронов в нагане, для разрешения ситуации – хватит лишь трёх…

Брусилов при этих словах даже пополотнел.

Каледин же, чуть кивнув головой, привычно подобрал левой рукой шашку и вышел из кабинета.

Алексеев и Брусилов долго молчали. Затем Брусилов тихо и спокойно сказал:

– Не волнуйтесь, Михаил Алексеевич, я знаю Каледина. Мы можем действовать так, как запланировали. Слово Каледина – надёжная гарантия того, что мы в безопасности. Я это знаю…

И они, успокоившись, посмотрели друг другу в глаза и принялись обсуждать неотложные меры по осуществлению своих далеко идущих планов.

Алексей Максимович Каледин до последней минуты будет сожалеть о том, что эти дни навсегда развели его с Алексеем Алексеевичем Брусиловым, столь глубоко чтимым им, лучшим военачальником уходящей России.

Тяжёлые раздумья сковали душу Каледина: «Во что верил? Чему присягал и служил? Видит Бог, не щадил ведь себя, все силы и кровь свою ради любезного Отечества готов был отдать всегда.

И вот – итог. Закатывается Россия, и я не вижу возможностей предотвратить катастрофу. Не армию же мне поднимать и вести на Петербург, спасать империю.

Страшное время. Не знаю, за какие грехи оно русским людям досталось. А впереди, чувствую, грядут ещё более страшные и тяжкие потрясения. Как из них выйти, не уронив чести? В противном случае – лучше смерть. Да, личная смерть, нежели бесчестье. Здесь для меня иного выбора просто не существует».

ГЛАВА VII. НА РАЗЛОМЕ

Самые тяжкие испытания

для детей рода человеческого

готовит судьба в ту пору,

когда сын идёт на отца,

а брат поднимает руку на брата.

И никогда не понять слабым

человеческим разумом

за что Господь попускает такое?

И. Владиславский

Февраль семнадцатого года Каледин встретил даже спокойно. А скорее – опустошённо. Душа его была переполнена скорбью по Самсонову, самому лучшему другу и единомышленнику, которого, он это теперь знал твёрдо – уже нет в живых.

Так и пропал неистовый Самсон в Мазурских болотах, вместе со своей армией, в результате безалаберности, трусости и предательства, которые и разложили, в конечном итоге, не только армию, но и государство.

Наконец Ренненкампф свёл окончательные счёты с героем-богатырём, не пришёл ему на помощь и тот погибал в одиночестве, лишившись сил и веры в спасение.

Каледин, измаявшись душой по невосполнимой утрате, хорошо понимал, что старое невозвратно изжило себя. И его уже никакой силой и ценой не удержать.

Царствование Николая II было дискредитировано по всем направлениям деятельности – на фронте, в тылу, на международной арене, во властных органах и в массе народа.

Но Каледин, как дитя своего времени и верный слуга престола, относил это именно к деятельности Николая II, человека слабовольного и некомпетентного практически во всех отраслях государственной деятельности и управления.

В целесообразности же самодержавия для всей жизни России он не сомневался ни на секунду. Это, по его разумению, была единственно возможная форма власти, примиряющая сонмище народов, населяющих Россию, способная встать во главе поступательного развития страны, в которой православные уживались с мусульманами, иудеями, буддистами, католиками и протестантами.

Только жёстко централизованная самодержавная власть, осуществляемая от имени Господа, ни с кем не конкурировала и не разделяла ответственности за всё, что происходило в стране.

Самодержавие, лишь одно, в новых условиях, было способно встать над политическими распрями в стране и на идее служения Отечеству сплотить всё обилие общественно-политических сил России, во имя её дальнейшего развития, процветания и могущества.

Только самодержец мог быть отцом народов, которые никак не могли обрести берега веры, уверенности в завтрашнем дне.

Но то, что стало происходить в стране после февральской революции, которую, затем, историки и политики назовут буржуазно-демократической, повергло его, искушённого и закалённого военачальника, в крайнюю растерянность.

Враг стоял у порога столицы, а в армии шли страшные брожения. Его славная 8 армия, удерживаемая силой его безукоризненного личного авторитета, со дня безуспешно завершившегося Брусиловского прорыва, держала оборону против австро-венгерских войск.

Но одна армия, конечно же, выполнить задачи фронта, а тем более – вооружённых сил России – не могла.

Зараза неверия и брожений стала проникать и в ряды его славной армии.

Большой резонанс во всей армии и даже за её пределами, получил особый Военный Совет, на который Каледин пригласил нижних чинов, отличившихся Георгиевских кавалеров, представителей всех частей и соединений армии.