Повенчанный честью (Записки и размышления о генерале А.М. Каледине)

Не побоюсь вам сказать, к тому же, к несчастию, располагаю достоверными сведениями, что кроме русской расхлябанности, в высоких штабах царит атмосфера предательства и государственной измены.

– Видит Бог, в скором времени вы в этом убедитесь, – властным голосом подавил он возникший шум среди генералов, сгрудившихся вокруг новопроизведённого Вяземского.

– Да, господа, Вы в этом убедитесь, и очень скоро.

Постыдную, недопустимо беспринципную позицию заняла наша Православная церковь, а вернее – её иерархи.

Она, призывающая нас ещё вчера к служению Помазаннику Божьему, в одночасье низвергла своего кумира с пьедестала.

Уже 4 марта, через два дня после отречения Государя, Священный Синод даже кресло Государя вынес из зала заседаний, а 9 марта церковь обратилась к верующим с призывом верой и правдой служить «благочестивому Временному правительству».

Подобные деяния церкви деморализуют общество, порождают сумятицу в головах людей, подменяют подлинные ценности фальшивыми и лживыми.

Завидев ёрзание на месте, при этих словах, митрополита Фотия, приставленного к его армии священным Синодом, Каледин гневно обратился к нему:

– Да, Владыко, огромная, неискупаемая вина за происходящее в России лежит на Русской Православной Церкви.

Дородный и тучный Фотий впился в кресло, да так, что оно под ним даже заскрипело.

И тут же нашёлся Будённый:

– А я, братья-казаки, так скажу – ежели бы его, – и он показал рукой на Фотия, – да впереди войска нашего поставить – тут же германец бы и войну прикончил. Разве устоял бы против такого благолепия? Почитай, пудов десять живого весу будет.

И, уже ёрничая, под громогласный хохот своих однополчан, добавил:

– Жаль только, что лошади не подобрать, чтоб такого борова выдюжила, а то бы, я вам скажу – до самого Берлина немец бы бежал, завидев такого атаманца христова воинства.

Зал задрожал от хохота. Даже офицеры и генералы и те не сдержались, так как все знали мстительный и злобный характер владыки Фотия, а так же – его непомерную любовь к чревоугодию и молоденьким милосердным сестричкам.

Фотий побагровел:

– Изыди, сатано, – зычно рявкнул привычное, да и осёкся, встретившись с пронзительным взглядом Каледина.

– Да, владыко, вот вы и получили ответ о мере авторитета церкви.

Думаю, что ближайшее развитие событий подтвердит истинность моих слов, но Вы, сами, вырыли ту пропасть – между народом и церковью, в которую завтра рухнет вся Россия.

– Только 2 марта Государь…

Он замешкался на миг, решительно сжав кулак правой руки, и взмахнул им в воздухе, и поправил сам себя:

– Последний русский царь Николай II – не успел отречься от престола, а Вы, от имени церкви, я повторюсь, уже 4 марта обратились к русскому народу с требованием, чтобы он присягал «благочестивому Временному правительству».

Как Вы это объясните? Как же Вы легко, Владыко, отреклись от Помазанника Божьего?

Огромные, страшные бедствия грядут в России, а церковь озабочена лишь одним – сберечь свои богатства.

И то, есть что сберегать – после царской семьи – церковь второй землевладелец в России, 6 миллионов гектар земли отдано ей во владение.

Зал пришёл в неистовство. Особенно – нижние чины. Слышались возгласы:

– Ах, мироеды, вы бы сами эту землицу обихаживали…

– Кровопийцы, вы что же это думаете, что мы и дальше за вашу землицу будем гибнуть…

– А у меня на хуторе – от голода гибнет семья. шесть душ, без лошади остались…

Каледин продолжил:

– Действительно, разве Вы, Владыко, орошаете эту землю своим потом? Это одна из причин, что крестьянство, а это более 80% населения страны, и сегодня видят в лице церкви векового эксплуататора и стяжателя.

О, Владыко, неосмотрительно Вы ведёте себя на русской земле. Неосмотрительно! В то время, когда я сам лично, как командующий, распределяю каждый снаряд, Вы мне – вагонами, иконы шлёте.

Зал, особенно солдатское и казачье крыло, гневно загудело. Вновь раздались возгласы:

– Верно говорит Его Высокопревосходительство!

– Так его, долгогривого!

– Другие времена начинаются, мы ещё доберёмся до него, братцы!

– Гнать его в шею, такого прокормить только – за эскадрон слопает.

Фотий жадно хватал воздух. Всё его грузное и обычно багровое лицо, посинело. Он сидел ни жив, ни мёртв.

А Каледин уже не мог остановиться:

– Церковь, Владыко, перестала слышать свой народ. Превратилась не в поводыря , а в наездника на его шее, на его горбу.

В назревании смуты в России – огромная вина церкви уже в том, если не относиться к истории, что она не осудила распутинщину, ввергшую царскую семью в крайне постыдную роль, оскорбившую саму суть и содержание самодержавия.

Тут, Владыко, мужества у Вас не хватило, а вот Петра I – собакой обзывать до сей поры – многие из вас грешат, с лёгкостью. Да Толстого анафеме предать и упокоить без благословения – на это Вы мастера.

Почему же не столь взыскательны вы к тем, кто подрывал устои монархии? Кто с именем Бога на устах и при Вашем благословении отлучал Государя от престола, арестовывал его семью?