Повелители фрегатов

Из статьи Н. Бошняка «Экспедиция в Приамурсом крае»: «После роскошных зал и гостиных недавней воспитаннице Смольного монастыря, со средствами и возможностью жить иначе, пришлось приютиться в трехкомнатном флигеле, разделивши его с семейством Орлова. Толпы грязных гиляков, тунгусов и ряд встреченных неприятностей не устрашили ее. Мы откровенно сознаемся, что многим обязаны ее внимательной любезности ко всем, и прямо скажем, что ее пример благодетельно действовал на тех, можно сказать, несчастливиц из жен нижних чинов, которых судьба забросила вместе со своими мужьями на горькую долю. Часто находясь в обществе Е.И. Невельской, мы никогда не слыхали от нее ни одной жалобы или упрека; напротив, мы всегда замечали в ней спокойное и гордое сознание того горького, но высокого положения, которое предназначило ей провидение. Занятия по устройству нового хозяйства и книги прогоняли от нее скуку. Во всем обнаруживалась твердость ее характера, привычка к занятиям и способность обходиться без балов и вечеров — способность, столь редко встречаемая в наше время!… Наконец, поспел губернаторский дом (5 сажен длины и 3 сажени ширины), в пять конурок; наступила зима, а с ней вместе и те страшные пурги, в продолжение которых погибло несколько человек. Везде холод страшный, все замело снегом, так что для прохода вынуждены были разгребать снежные коридоры, а в казарму иногда выход был только через чердак. И Е.И. Невельская проводила зиму одна (все мы были в командировках), в комнатах с 5е тепла, и, дрожа от холода, продолжала оставаться с той же стоической твердостью убеждений. Наконец, наступил 1852 год. Не присылка из Камчатки судов ставила нас в положение более чем отчаянное. Для грудных детей не было молока, больным не стало свежей пищи и несколько человек легло в могилу от цинги (этот удар не миновал и семейства самого Невельского: страдания Екатерины Ивановны, происшедшие вследствие претерпеваемых ею лишений, имели пагубное влияние на здоровье ее малолетней дочери; до сих пор на Петровской косе существует могила младенца). И тут этот чудный женский инстинкт нашелся, чтобы подать руку помощи страданиям. Единственная корова из хозяйства Г.И. Невельского, завезенная в 1851 году, снабжала молоком несчастных детей, а солонина явилась за столом начальника экспедиции. Все, что было свежего, делилось пропорциональными частями, и опять ни одной жалобы и ни одного упрека. В таких действиях, по моему мнению, заключаются главные заслуги Амурской экспедиции; они поддерживали дух покорности и терпения, без чего она должна была бы рушиться. Спросим теперь после этого очерка, многие ли бы мужчины согласились на подобную жизнь? Конечно, немногие. А ведь этой женщине было 19 лет. Скажут, может быть, что много таких примеров. Да, но все-таки в местах более многолюдных и где не было таких лишений, которые предстояли для женщины в Амурском крае. Из всех этих обстоятельств Е.И. Невельская вышла победительницей, несмотря на то, что, конечно, нажила много врагов, как это обыкновенно бывает в наших захолустьях и закоулках».

Что и говорить, если русские морские офицеры были во все времена готовы к самопожертвованию во имя служения Отечеству, то их жены были готовы к самопожертвованию во имя любви.

* * *

Увы, не всегда и женитьба офицеров делала их счастливыми. Порой склонность супруга и супруги к выпивке вели к деградации обоих. Семейному пьянству в свое время была посвящена целая поэма о некоем капитане корабля и его жене Елене. Начиналась эта поэма следующим образом:

По темным улицам Кронштадта шел, спотыкаясь, капитан.
Изрядно пьян
Ему навстречу шла Елена — его законная жена.
Весьма пьяна.
«Ах, здравствуй, милая Елена, пойдем квартиру нанимать!
Едрена мать!»
«Мне не нужная твоя квартира, я поищу себе избу!
Пошел в п…у!»
По темным улицам Кронштадта шел, спотыкаясь, капитан.
Изрядно пьян…