Поцелуй в темноте

– Анонимного? Так любой может…

– Судьи не верят на слово ненадежным информаторам, но защищают их, не называя имен. – Он вытащил визитную карточку и написал на ней имя. – Вот тебе адвокат. Он тебя больше устроит. Он работает с попавшими в аварии. Позвони ему, как только тебя привезут в участок. Ты в таком плохом состоянии, что того и гляди во всем признаешься.

Митч метнулся к своей машине.

– Ладно, подружка, – бормотал он себе под нос на бегу. – Гормонов у тебя хватает, чего не скажешь о здравом смысле.

Она не испытывает к нему уважения? Надо было подробнее расспросить ее, что она имела в виду. За победу в словесном поединке она заслужила черный каратистский пояс. Он так вскипел, что был способен ее придушить. Даже если бы он был мерзавцем – все возможно, он ничего не исключает, – ей следовало бы уважать его хотя бы за ловкость.

Зато Ройс пока не осознает, в какую передрягу угодила. Подобно всем яппи[1], она считает преступлением вмятину на крыле ее «БМВ». Погоди, то ли еще будет!

Чего он, собственно, ожидал? Благодарности? Напрасно! Ройс возненавидела его еще пуще за то, что он нащупал ее слабое место. Плевать! В мире полно женщин и без нее.

Тогда почему он описывает вокруг нее круги, как взбеленившийся оппосум? Такую роковую женщину, приносящую мужчинам одно горе, лучше поскорее вычеркнуть из памяти!

Ответ на это «почему?» был прост и сокрушителен. За пять лет ровно ничего не изменилось. Он по-прежнему вожделел ее. Черт возьми! Он крепко сидит у нее на крючке. Фокус, который она сыграла с ним на телевидении, заставил бродить старые дрожжи.

Фотографии в свежем номере бульварного «Ивнинг Аутлук» вызвали у него прилив крови к голове. На них красовалась Ройс в подобии бикини, нежащаяся на пляже с красавчиком Фаренхолтом. Тобиас Ингеблатт придумал мерзкий заголовок: «Сексуальная журналистка крадет драгоценности».

Прочь из моей жизни!

Он отлично знал, что не оставит ее в беде. Происходящее стало для него мрачным напоминанием о его матери. Та тоже отказалась принять его помощь. Видит Бог, никогда не знаешь, что выкинет женщина. То она сгорает от любви к тебе, то готова тебя прикончить.

Впереди крутились мигалки бесчисленных полицейских автомобилей. Соседи в халатах и бигуди слетались на развлечение, как мухи на мед. Барракуды от прессы еще не приплыли – пока…

Зато прибыла полицейская бригада видеосъемки и четверо поводырей с немецкими овчарками. Судя по всему, полиция ожидала крупной поживы.

– Митч, Митч!

Обернувшись, он увидел бегущую за ним следом Ройс. Светлые волосы развевались над ее плечами, она отчаянно размахивала туфлями.

– Провалиться мне на этом месте! – недовольно пробурчал он.

Она остановилась в нескольких футах от него, растерянно оглядываясь на ораву полицейских, окружавших ее дом. Набравшись решимости, она подошла к нему. В ее зеленых глазах стояли готовые пролиться слезы.

– Я хочу, чтобы ты был моим адвокатом, – выдавила она. Голос ее дрожал, об искренности ее мольбы говорили тон голоса и проникновенный взгляд. – Не бросай меня!..

Как ни затруднительно было ее положение, она гордо расправила плечи. Он был готов держать пари, что никогда еще ей не было так трудно произнести какие-то несколько слов. Что ж, она была до смерти напугана, и он был не вправе винить ее за малодушие. Кому-то очень хотелось надолго упечь ее за решетку.

Инстинкт, никогда прежде его не подводивший, настоятельно требовал, чтобы он развернулся и убрался восвояси. Однако она выглядела такой жалкой с прижатыми к груди туфлями, с разноцветными бликами от мигалок на измученном лице, что он сдался.

– Я буду тебя защищать, Ройс, но при нескольких условиях.

– Говори. – Она вся дрожала. Ей было совершенно необходимо как следует выспаться, чтобы снова стать нормальным человеком.

Он снял пиджак, набросил его ей на плечи, потом приподнял ее тяжелые волосы и стал с наслаждением их перебирать.

– Я хочу, чтобы ты и твой дядя дали мне слово, что не станете оглашать любую информацию, которую сумеете обо мне найти, пока не окончится это дело. Ни слова обо мне! Ничего из того, о чем ты заикнулась на телевидении, поняла?

– Обещаю! Не стану ни писать, ни говорить о тебе. Никогда. Клянусь!

– Никаких вопросов о моем прошлом.

– Договорились, Митч. Я все понимаю.

– Ты будешь поступать так, как я скажу. – Он положил ее прядь на лацкан своего пиджака, неуклюже свисавшего с ее плеч.

– Меня все устраивает. Сама я не соображу, как поступить. Я чувствую себя, как слепой котенок.

– Хуже, детка: тебя того и гляди прихлопнут, как муху. – Он взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза. От этих глаз впору было рехнуться. – Это будет нелегко, Ройс, но тебе придется мне довериться.

Она не сводила с него глаз, ощущая сильное волнение. Выражение ее лица лучше всяких слов передавало ее чувства: страх, злость, презрение к себе за то, что ей пришлось прибегнуть к его помощи, полнейшая неспособность к самостоятельным действиям. Как ни претила ей мысль доверить ему свою судьбу, иного выбора у нее не было.