Ее лицо бледнеет, а большие голубые глаза расширяются, когда она молча смотрит на меня. Все в ней внезапно остывает и тускнеет, страх начинает обвивать ее своими щупальцами, и я чувствую, как тяжелый груз разочарования наваливается на меня, пока я наблюдаю за ней.
Обычно такая реакция приводит меня в восторг, когда я наблюдаю, как простые смертные размышляют о том, что значит для них само мое присутствие. Страх скармливает мне кусочки их душ, вгрызаясь в них, как зверь, которым он и является.
И все же, видя, как ее глаза тускнеют, чувствуя, как страх терзает ее душу, я вовсе не радуюсь. Наоборот, я в ужасе от самого себя. Неважно, сколько она здесь пробудет, пока она гостья в моем доме, я не посмею причинить этой девушке вреда. Хотя своим ответом сейчас именно это я и сделал.
И все же не понимаю, почему я так недоволен ее реакцией. Какое мне дело до того, что эта смертная думает обо мне, ведь лишь такой она и является.
Смертной.
Возможно, все потому, что она первый человек, кто когда-либо переступал порог моего дома, и, вероятно, последний. Или, возможно, потому, что лишь единицы людей когда-либо действительно видят меня.
Они знают, когда я приду за ними. Они могут чувствовать мое присутствие в свои последние мгновения, но они узнают меня лишь на краткий миг.
Ее присутствие здесь странно как для меня, так, несомненно, и для нее. До меня вдруг доходит, что я становлюсь с ней сентиментальным.
С ней. С таким простым существом. Она всего лишь короткий миг в огромном пространстве времени, несмотря на то что Судьба может считать иначе.
Глубоко вздохнув, я отодвигаю свои чувства в сторону, позволяя безразличию занять их место.
Какое облегчение, что она будет последней и единственной смертной, ступившей сюда. Мой дворец, мое царство, не выдержал бы испытания временем, если бы появились еще и другие.
Смерть – холодное, жестокое создание. Я знаю это.
Я ведь
Я провел все свое существование, принимая этот факт. Я окутал себя тьмой, забыл, каково это – чувствовать тепло.
И вот она здесь, и снова приносит тепло в мой дом.
Разве мой дворец не должен быть истинным отражением меня самого? Я не знаю, как воспринимать то, что ее солнечный свет, кажется, растапливает тени, из которых состоит моя сущность.
Но это неважно. Мне не придется долго это терпеть.
В конце концов, она смертная, и мы заключили сделку. Между нами только сделка и ничего большего. Один месяц солнечного света вряд ли сможет растопить вечную тьму.
Я просто играю роль хорошего хозяина. Моя работа – присматривать за ее душой, пока наша сделка не будет завершена.
Вот и все.
– Тебе не стоит меня бояться, – говорю я, поднимаясь со стула. – Пока. Пока не пришло твое время. А теперь извини, у меня есть дела, которыми я должен заняться.
Она ничего не говорит, но мое присутствие явно выбивает ее из колеи.
Собственно, так и должно быть.
– Меня зовут Хейзел, – шепчет девушка, заставляя меня замереть. Не ожидал снова услышать ее голос так скоро.
Не зная, как реагировать, я просто киваю в знак извинения и поворачиваюсь к кухонной двери. Если я собираюсь присматривать за ее душой до следующего новолуния, похоже, мне придется затаиться. Я не допущу, чтобы до тех пор она жила в постоянном страхе передо мной.
При этой мысли я хмурю брови, удивляясь, почему я так хочу, чтобы ей было здесь комфортно.
– Прошу, что мне делать весь день? – спрашивает девушка тихо.
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, и вижу, что она глядит на меня широко раскрытыми и неуверенными глазами. Я хмурюсь: с чего бы ей спрашивать меня об этом? Неужели смертным теперь нужен еще и хранитель распорядка их дней?
Я долго обдумываю ее вопрос, прежде чем, наконец, решаюсь на ответ.
– Чем бы ты хотела заняться, пока будешь здесь?
Она уже открывает рот, чтобы что-то сказать, но в итоге не молвит ни слова. Она молча смотрит, затем хмурит брови и снова закрывает рот. Мой вопрос сбил ее с толку так же, как ее вопрос сбил с толку с меня.
Как странно.
Затем, слишком поздно, я понимаю, что ее глаза утопают в непролитых слезах, когда она поднимает их, чтобы встретиться со мной взглядом.
– Что случилось? – вскидываюсь я. Беспокойство делает мой голос резче, чем хотелось, заставляя меня вздрогнуть, когда вздрагивает она.
– Нет, все в порядке, – говорит она.
– Тогда почему ты плачешь?
Она неуверенно улыбается мне и быстро поднимает руку, чтобы вытереть слезы.
– Просто я, кажется, не могу вспомнить, когда в последний раз у меня спрашивали мнение или давали выбирать.
От ее ответа ярость вскипает в моей груди, прожигая меня насквозь. Не дав себе времени остановиться и поразмыслить, я поддаюсь этим эмоциям и позволяю им повлиять на мой ответ. Сокращая расстояние между нами, я наклоняюсь, протягивая руку в перчатке, чтобы приподнять ее подбородок и посмотреть ей в глаза.