– Ешь, – говорит он, указывая на еду, поставленную передо мной.
Я возвращаю свой взгляд к еде. Как бы красиво ни были поданы блюда, я не знаю ни одно из них, поэтому понятия не имею, с чего начать. От одного особенно странного на вид блюда поднимается пар и исходит аромат, острый, но такой манящий. Пока я тянусь за вилкой, мой желудок снова издает громкое урчание, желая уже поскорее насытиться.
Остановившись, я оглядываюсь на хозяина, понимая, что он не накрывает на себя, но и не сдвигается ближе, чтобы разделить те блюда, что принес мне. Вместо этого он пристально наблюдает за мной, сидя во главе стола.
– Ты присоединишься ко мне?
– Нет, я еще прошлой ночью был сыт по горло, – говорит он, качая головой. – Кроме того, я не нуждаюсь в подобной еде, в отличие от вас, смертных.
Меня настораживает тон, с которым он произносит эти слова. Кто же он такой на самом деле? Слегка улыбнувшись ему, я возвращаюсь к еде и протягиваю руку за ближайшей ко мне тарелкой, от которой исходит пар.
Мой желудок издает смущающее урчание, когда я подношу еду к губам. Откусив немного, я замираю прямо с вилкой во рту. Отвратительный, горький привкус разливается по языку, и глаза тут же начинают слезиться. Желудок сжимается, пока я отчаянно пытаюсь не подавиться.
С трудом мне удается проглотить кусочек. Боже, лишь бы потом не помереть от этого. Едва сохраняя самообладание, я кладу вилку на стол. Изо всех сил стараясь, чтобы мое лицо не выдало ужаса от того, что я только что пережила, я перевожу взгляд на него, но уже слишком поздно.
Он наклоняется набок, упираясь локтем в подлокотник стула, а пальцем прижимая ко лбу маску.
– Это ужасно, не так ли? – говорит он, издавая глубокий вдох. – Приношу свои извинения. Я не знаю, что сделал не так. Как бы я ни старался, как бы идеально ни сервировал их, все они получились какими-то неправильными. Я надеялся, что это всего лишь дело человеческого вкуса. Но, очевидно, я ошибался.
Я открываю рот, чтобы ответить, но он тут же поднимается и принимается убирать со стола. Тени в диком танце кружатся вокруг него; ледяной озноб пробегает по моему телу каждый раз, когда они задевают меня, словно раскрывая глубину его собственного разочарования.
Я наблюдаю за ним, прикусив нижнюю губу и раздумывая, стоит ли мне что-нибудь сказать.
Выпрямившись, он кивает мне, прежде чем выйти из комнаты, неся в руках тарелки, полные почти несъедобных блюд. Я смотрю ему вслед. Едва за ним закрывается дверь, я тут же вскакиваю и бросаюсь вдогонку.
На этот раз, не потрудившись постучать, я проталкиваюсь на кухню следом за ним, но резко останавливаюсь, оглядывая комнату.
Ощущение, что я попала прямиком в абсолютный хаос.
Кастрюли и сковородки громоздятся где попало, весь стол усыпан мукой и кусками теста, а по полу разбросаны грязные тарелки. Чтобы натворить такой беспорядок, он трудился тут, наверное, несколько часов, если вообще не всю ночь.
Он стоит спиной ко мне, когда я делаю глубокий вдох и осторожно продвигаюсь дальше на кухню. Я провожу рукой по медной сковороде, а затем заглядываю в кладовую. Она забита под завязку продуктами, о многих из которых раньше я могла только мечтать.
– Может, сегодня ты позволишь мне заняться завтраком? – спрашиваю я, отворачиваясь от кладовой. – В конце концов, это будет даже справедливо, надо же мне как-то отплатить тебе за то, что приютил меня у себя в доме.
– Нет.
Мое сердце слегка сжимается от его отказа.
– Я превосходно готовлю, – пытаюсь я снова. – Моя мама научила меня этому до того, как заболела, и с тех пор я получаю от готовки истинное удовольствие.
– Нет, – повторяет он снова, его голос звучит резче. – Это моя работа, я хозяин, а ты гостья.
– Ну, в любом случае, я хочу ознакомиться с этим местом, если уж мне суждено здесь жить. Кроме того, я сама говорю тебе, что искренне хочу готовить. Меня никто не заставляет! – восклицаю я, хмуро глядя ему в спину. – В конце концов, ты ведь сам упомянул, что я твоя гостья, не так ли?
Он медленно поворачивается. Мне жаль, что я не вижу сейчас его лица. Как бы я хотела увидеть хоть какие-то его эмоции, когда он наблюдает за мной. Сквозь отверстия в маске его ониксовые глаза, холодные и пугающие, смотрят мне прямо в душу, в самые глубины моего сознания. Но по мере того, как тени парят вокруг него, собираясь в спокойные волны у его ног, у меня возникает чувство, что я не должна полагаться на его глаза, чтобы понять, о чем он думает.
– Ладно, – говорит он со вздохом, указывая на окружающий нас беспорядок. – Кухня в твоем распоряжении.
Я одариваю его лучезарной улыбкой.
– Спасибо! А теперь иди сядь вон туда, – говорю я, указывая на табурет в дальнем углу комнаты, прежде чем быстро повернуться обратно к кладовке, чтобы он не увидел мои распахнутые от удивления глаза. Я спешу занять себя делом и с трудом верю, что указала ему, что делать в его собственном доме.
Схватив с полки несколько больших коричневых яиц, я протягиваю руку и срываю несколько веточек сушеных трав из охапки, лежащей сверху, и улыбаюсь, когда их землистый аромат наполняет воздух.