Речь идет о так называемых «толстых» литературных журналах – действительно толстых и без единой картинки, сплошь тексты и только тексты. Я, помнится, заказывал номера с Ионеско и Беккетом где-то уже в начале восьмидесятых – в читальном зале Публичной (общегородской) библиотеки, и нашел их изрядно потрепанными. В те годы, кстати, подписка на популярные журналы в виду их немереного спроса была искусственно ограничена, причем весьма занятным способом, вполне достойным драмы абсурда. Дело вот в чем. Подписывались на «толстый» журнал по месту работы или учебы. Обычно в трудовом коллективе кому-то поручали в качестве «общественной нагрузки» отвечать за подписку – он собирал деньги на газеты и журналы и выдавал «квитанцию о подписке». Осенью, когда начиналась «подписная кампания», в каждой лаборатории, в каждой студенческой группе действовал «ответственный за подписку». Партийное начальство требовало от него подписки прежде всего на партийные издания. Так вот, желающие подписаться на «Иностранную литературу» (или другой «толстый» журнал) обязаны были сначала подписаться на партийную газету «Правда» или на скучнейший теоретический журнал «Коммунист». В противном случае на «Иностранную литературу» их не подписывали.
Типичная ситуация того времени: каждый день почтальон опускает в почтовый ящик газету «Правда», а раз в месяц – журналы «Иностранная литература», «Новый мир», «Коммунист» и т. п. При этом «Иностранная литература» и «Новый мир» прочитываются от корки до корки, а «Правда» и «Коммунист» складываются на антресолях нечитанными. Когда нечитанного накапливается достаточно, кто-нибудь из домочадцев (скажем, теща читателя «Иностранной литературы») несет партийную макулатуру в пункт приема вторсырья и получает за 20 килограммов «Правды» талон на право покупки «Трех мушкетеров» или «Королевы Марго». Чем не Ионеско?
Был и другой, не менее удивительный способ распространения книг – по линии так называемого Общества книголюбов (любителей книги). В институте, в котором я учился, действовало отделение этого всесоюзного общества. Оно отличалось тем, что сотрудничало с авторитетным издательством «Наука», выпускавшем книги по разнообразным научным дисциплинам, включая филологию. Но что значит «сотрудничало»? А вот что. Дефицитные книги этого издательства общество распространяло не иначе как с нагрузкой (то есть с принудительным приложением книг, не пользующихся спросом). Например, вы хотите купить сочинение аббата Прево «История кавалера де Гриё и Манон Леско», изданное тиражом сто тысяч в серии «Литературные памятники» и снабженное образцовым научным аппаратом. Пожалуйста. Но будьте любезны купить еще «Определитель клещей – врагов картофеля». Вас интересуют трагедии Расина, изданные в той же серии? Пожалуйста: тираж небольшой, всего 25 000 (редкость), поэтому в нагрузку две книги – в обязательном порядке прилагается монография о размножении сине-зеленых водорослей, а также каталог черепков археологической экспедиции на юг Туркменистана.
Это было время поразительного интеллектуального голода.
«Простой» (но взыскательный) советский читатель, не имеющий возможности познакомиться со многими образцами мировой литературы, о самом существовании этих образцов часто узнавал из критических и литературоведческих статей.
Вот пример. В той же Публичной библиотеке на открытом доступе (подошел к полке и взял книгу) были выставлены Труды Тартуского университета. По состоянию сохранности страниц можно было легко догадаться о популярности тех или иных работ. Хорошо помню сильно «зачитанные» страницы, на которых была напечатана статья И. И. Ревзина и О. Г. Ревзиной «Семиотический эксперимент на сцене». Эта узкоспециальная работа содержала анализ различных уровней нарушений коммуникативных связей между персонажами пьесы Ионеско «Лысая певица», в СССР не публиковавшейся. Но большинство посетителей читального зала, обращавшихся к этой работе, интересовались другим. К радости «простых» читателей (то есть не слишком озабоченных глубиной структуралистского анализа) в статье довольно подробно излагалось содержание пьесы, более того – приводилось много цитат, причем абсурдистский финал почти полностью. Помню, с какой жадностью, не отходя от книжных стеллажей, я проглотил эту статью. И до меня и после точно так же эту статью читали другие. Тогдашний читатель хорошо понимал, что в ближайшие годы ему не удастся подержать в руках «Лысую певицу», но по отдельным цитатам он мог эту драму абсурда как бы реконструировать в своем воображении.
Это была тогда общая читательская практика, своего рода умственная игра – по отдельным цитатам реконструировать как бы целое. Отгадывать то, что находится далеко за предметом высказывания.