Поцелуй, Карло!

– Ты же знаешь, что все это понарошку. И на самом деле ты – не тот человек из буклета. Мы просто смоемся. Исчезнем в тумане обмана под покровом тьмы, немедленно, испаримся – и все.

– Это все равно что уйти в антракте.

– Люди так часто поступают.

– Только не участники пьесы.

– Ники, это никакая не пьеса, и мы не на сцене. А Уильям Шекспир умер задолго до того, как его именем стали называть кемпинги в Нью-Джерси.

Ники не слышал Гортензию. Его внимание было приковано к прилавку церковной общины, где готовилась pizza fritta, прямо между стендом с колбасками и перцем и столом со свежими орехами и нугой.

– Гортензия, вы есть хотите?

– Самую малость, – призналась Гортензия.

Ники подошел к прилавку, где дамы из общины жарили pizza fritta, местную версию пончиков zeppole. Аромат ванили, облака сахарной пудры и золотистые воздушные пончики привлекали толпы народу к стенду pizza fritta, он был самым популярным среди посетителей ярмарки.

Под балдахином, увешанным гирляндой мигающих белых лампочек, Мэйми Конфалоне обжаривала пончики во фритюрнице. Она аккуратно вынимала из растительного масла пушистые облачка и складывала их на решетку, где еще одна добровольная повариха обсыпала лакомство сахаром, заворачивала в бумажные кулечки и подавала покупателям. Ники обошел прилавок сбоку.

– Миссис Конфалоне.

– Господин посол? А где же ваш мундир?

– Пришлось его проветрить.

– Слишком много танцевали?

– Ну, если хотите, называйте это так.

– А как бы вы это назвали? – Она старалась не смеяться.

– Я бы это назвал марафоном.

– Вы показали чудеса выносливости.

– А дамы поведали мне все о жителях Розето.

– Кто бы сомневался.

– Сколько я здесь, еще ни разу не видел вас без фартука.

– Приезжайте, когда у нас не будет юбилея.

– Это приглашение?

– Нет, – улыбнулась она.

– Я как кот: стоит однажды дать ему молока, и он зачастит. А вчера вечером вы принесли мне ужин. Я не забываю доброту.

– Мне было вас жаль.

– Можно вечером проводить вас домой?

– Нельзя.

– Говорят, вы вдова. Может, вам пригодится провожатый?

– Мне нужно вернуться домой к сыну.

Маленький мальчуган подбежал к прилавку, неся плюшевого жирафа.

– Мамочка! Дедуля бросал кольца, и смотри, что мне выиграл.

Ауги Конфалоне-младшему было лет пять – черноволосый кареглазый крепыш.

– Вот здорово! – восхитилась Мэйми.

– Можно его оставить?

– Конечно!

– Мэйми, мы заберем его к себе.

– Хорошо, Ма.

– Мы с жирафом будем ночевать на кушетке в комнате у дедули и бабули.

Мэйми перегнулась через прилавок и поцеловала сынишку:

– Будь паинькой, Ауги.

Она взяла щипцы и шлепнула кусок теста во фритюрницу.

– Подъезжайте сюда через полчаса, – сказала она Ники.

Ники отдал свои пончики Гортензии.

– Пойдемте, я провожу вас до Минны.

– Что за спешка? – Гортензия слегка озадаченно откусила от пончика. – А мне нравится, как готовят в этом городишке. Попробовать бы еще колбасок с перцем.

– Они и завтра здесь будут.

– А мне они могут понадобиться сегодня вечером. Люблю остренькое после сладкого.

– Остренькое на ночь вредно для желудка. Вас замучает изжога. Нет-нет, ешьте пончик. Это называется «десерт».

– Пожалуй, ты прав. С каких пор ты стал экспертом в области медицины?

– С тех самых пор, как Мэйми Конфалоне разрешила мне проводить ее домой.

Ники оставил Гортензию возле дома Минны, развернулся и помчался на Гарибальди-авеню. Он так торопился обратно на ярмарку, словно в штанах у него были раскаленные угли. Он влился в толпу и стал пробиваться к прилавку с pizza fritta. Жители окликали его, кричали вслед: «Амбашьяторе!» Он махал, но не останавливался. Добравшись до прилавка, Ники огляделся, ища глазами Мэйми. И не нашел.

Он подождал, решив, что она отлучилась по делу. Минуты бежали, он забеспокоился. Следом за одной из напарниц Мэйми Ники прошел к палатке, где женщины держали тесто. Поискал ее там, но впустую. Вскоре до него дошло, что Мэйми его просто отшила. Ники чувствовал себя полным чурбаном и даже не пытался скрыть, насколько опустошен. Выйдя из палатки, он старался держаться подальше от толпы и проскользнул за прилавки, где не было фонариков.

Ники дошел до конца поляны и бросил прощальный взгляд на ярмарку. Чертово колесо вращалось в небе, испещренном розовыми и фиолетовыми полосами. Слышно было, как восторженно смеются детишки, кружась на карусели в машинках, разрисованных, как планеты Солнечной системы. Парочки облокачивались о прилавки, парни играли в игры «на удачу», мечтая добыть приз для своей подруги и увидеть восторг в ее глазах. Семейные пары постарше собирались у столов со снедью, жевали бутерброды с колбасками и перцем, беседовали.

Перед ним разворачивалась целая вселенная сопричастности, в которой ему не было места, и неважно, фальшивый он посол или настоящий. Ни на Монтроуз-стрит, ни на Гарибальди-авеню не было места за столом для Ники Кастоне.