Потемкин и Суворов

Не было «прописного генерала». Не императрица, а сам Григорий Александрович Потемкин Таврический ордером от 23 апреля 1789 г. предписал Александру Васильевичу — генерал-аншефу и кавалеру — «немедленно отправиться к бывшей армии Украинской, где назначается в Вашу команду часть, состоящая под начальством Господина] Генерал-Порутчика и Кавалера Дерфельдена, которую по прибытии моем непремину я в особый корпус устроить» [112].

Еще 3 марта 1789 г. Украинская армия была объединена с Екатеринославской под общим командованием Потемкина. В минувшей кампании армия Румянцева совместно с австрийцами добилась капитуляции Хотина и прикрыла очаковскую осаду. Больной и постаревший фельдмаршал действовал не очень активно и вызвал недовольство Потемкина и самой императрицы. Отбросив личное самолюбие, Румянцев признал необходимость объединения двух армий и писал своему бывшему ученику: «А по моему обыкновению, не скрываясь, Вам говорю, что не может лучше и пойтить наше дело в сем краю, верно как под одним Вашим начальством» [113].

Новое назначение Суворова было глубоко продуманным. Планируя кампанию 1789 г., Потемкин располагал важными сведениями о намерениях противника. Незадолго до того, как послать в Молдавию Суворова, он получил секретное письмо из Константинополя. Письмо шло более двух месяцев. Оно содержало запись беседы французского посла в Турции графа Шаузель Гуфье с капудан-пашой.

«Бесполезно употреблять против императора (т. е. австрийцев.— В.Л.) главные ваши силы,— внушал Шаузель Гуфье своему собеседнику,— а надлежит вам быть только в оборонительном состоянии и обратить всю силу против России... Вам труднее победить русских, ибо они лучше обучены и лучше всех знают, как с вами вести войну». Посол предлагал следующий план: наносить быстрые внезапные удары армией и флотом; блокировать Севастополь, напасть на Кинбурн, высадить десанты в Крыму, послать крупные сухопутные силы под Очаков (известие о его падении еще не достигло Константинополя). В конце письма, сообщив важные сведения о численности турецкого флота, о бунте янычар и нежелании населения продолжать войну, тайный корреспондент писал: «Прошу извинить беспорядок моего Донесения, пишу украдкою. Не знаю, дошли ли мои прежние? Ниоткуда и ниоткого не получаю ни ответа, ни одобрения; и в сем состоянии стражду уже семнадцать месяцев. Дай Боже, чтоб только доходило, что я пишу. Сего довольно для моего утешения. Истощил все каналы, подвергая себя всем опасностям. Что могу я больше сделать для пользы Отечества?» Это томившийся в Семибашенном замке русский посол Яков Иванович Булгаков, одному ему известными путями добывал ценнейшие сведения и, рискуя жизнью, переправлял их Потемкину [114].

В Молдавии уже шли боевые действия. С начала марта значительные силы турок вели поиск в междуречье Прута и Серета. Вот, куда полетел стремглав Суворов. Не он опоздал, В боях 16 и 20 апреля генерал-поручик В.X. Дерфельден разбил турецкие отряды. И все же именно здесь развернулись решающие события кампании. Две попытки турецкого командования в июле и в сентябре 1789 г. разбить примыкавший к правому флангу русской армии вспомогательный корпус австрийцев (командующий генерал от кавалерии принц Фридрих Иосия Саксен-Кобург Заальфельд) и выйти в тыл главным силам Потемкина потерпели неудачу. Здесь их ждал далеко выдвинутый вперед летучий корпус Суворова. «Главное дарование великого человека — знать избирать особ по их талантам»,— восклицал Суворов в одном из писем Потемкину, приведенном выше. События подтвердили справедливость этого афоризма. Блестящие победы, одержанные Суворовым при Фокшанах и Рымнике, давно стали классикой военного искусства. Именно после этих побед турки выделили Суворова — грозного Топал-пашу — среди русских генералов. Фокшанская и особенно Рымникская победа сделали победителя тем Суворовым, слава которого перешагнула границы России.

Меньше известно, что Суворов действовал в рамках общих задач, поставленных Потемкиным. Так, перед Фокшанским делом, получив просьбу Кобурга оказать помощь союзникам, Суворов, не дожидаясь решения непосредственного начальника Репнина, временно командовавшего бывшей Украинской армией, двинулся на соединение с австрийским корпусом, сославшись на директиву Потемкина: не терпеть перед собой скоплений неприятеля. Совершив быстрый марш, суворовский корпус пришел вовремя. Тридцатитысячная армия противника занимала угрожающее положение. У союзников вместе едва насчитывалось двадцать пять тысяч. Русский генерал сумел, подчинив своей воле австрийского военачальника, провести в жизнь свой план сражения. Победа была полная. Воодушевленные примером суворовских войск австрийцы были неузнаваемы.

Результаты победы имели большое военно-политическое значение. Храповицкий записывает слова Екатерины II: