Все говорило о том, что начиналась решающая фаза кампании. Потемкин принимал свои меры. 4 сентября он приказал войскам генерал-поручика Гудовича, сосредоточенным под Очаковом, идти к турецкому замку Хаджи-бею (будущей Одессе) и взять его. Гребной флотилии Рибаса — идти туда же и поддержать Гудовича с моря. Парусному флоту — прикрыть движение флотилии. Крупные силы армии под водительством самого Потемкина (два егерских корпуса, четыре пехотных и десять кавалерийских полков, несколько полков казаков — всего до 20 тысяч при 34 орудиях полевой артиллерии) выдвигались к Каушанам. Отсюда Потемкин мог в случае необходимости поддержать и Репнина, и Суворова.
7 сентября кавалерийский авангард Репнина (всего в корпусе насчитывалось до 25 тысяч — 11 пехотных и 9 кавалерийских полков, 4 батальона егерей и гренадер, 3 казачьих полка при 66 орудиях полевой артиллерии) во встречном бою при Сальчи разбил авангард Газы Хасана. Противник стал стремительно отходить к Измаилу. Потемкин приказал преследовать неприятеля и, если позволит обстановка, овладеть Измаилом. Отправляя 10 сентября донесение Екатерине II о победе при Сальчи, Потемкин писал: «Сие дело меня разрешило иттить, и я завтра выхожу очищать все вне крепостей стоящее... Жду теперь от флота и от корпуса к Хаджи-бею посланного; но больше всего меня беспокоит цесарский корпус. Кобурх почти караул кричит, Суворов к нему пошел, но естьли правда, что так неприятель близко, то не успеют наши придтить...» [118].
Но Суворов успел. По размытым дождями дорогам, форсируя реку, на которой поднявшаяся вода снесла понтоны, суворовские чудо-богатыри прошли сто верст за двое с половиной суток. Стремительность марша была столь велика, что казалась невероятной. Австрийцы, увидев подходившие русские войска, называли их своими спасителями, воспрянули духом. А верховный везир якобы повесил «за ложные слухи» своего шпиона, донесшего о прибытии Суворова.
Суворов мгновенно оценил обстановку. Медлительность везира позволила ему соединиться с австрийцами, а разбросанность турецких сил по трем группировкам давала возможность бить их по частям. Посвященный в план сражения, Кобург колебался. Даже с учетом подошедшего корпуса Суворова (7-8 тысяч при 30 орудиях) союзники насчитывали не более 25 тысяч, в три с лишним раза меньше, чем противник (около 80 тысяч при 80 орудиях). Суворов заявил, что атакует в одиночку. Это задевало честь австрийцев, и Кобург решился. Отметим любопытную деталь: в ордере, данном Суворову 8 сентября, Потемкин, подтвердив широкую свободу действий суворовского корпуса, указал главную задачу: «Содействие Ваше Принцу Кобурху для атаки неприятеля я нахожу нужным, но не для дефензивы» (т. е. не для обороны.— В.Л.) [119]. Русский полководец и не собирался обороняться. Он чувствовал, что пробил его час. Мучительная лихорадка, изнурявшая его последнее время, прошла; напряженное ожидание — успеет ли он или не успеет придти к австрийцам — сменилось уверенностью в успехе, точностью и быстротой распоряжений. Скрытный марш, внезапное появление перед противником, замечательно быстрое и точное маневрирование в ходе боя и неотразимые штыковые удары суворовских каре, принявших на себя основную тяжесть битвы, привели к полной победе. Прекрасно держались и австрийцы, сумевшие отразить массированные удары турецкой конницы. Кобург еще раз убедился в преимуществах суворовской тактики каре, уже испробованной в Фокшанском деле. Энергичное преследование противника довершило разгром. Заключительная атака на главный турецкий лагерь была произведена союзниками совместно.
«По жестоком сражении, чрез целый день, союзными войсками побит Визирь! 5 000 на месте, несколько сот пленных, взят обоз, множество военной амуниции, щетных 78 пушек и мортир. Наш урон мал. Варвары были вчетверо сильнее», — доносил Потемкину Суворов 11 сентября с места баталии. Узнав о численности армии верховного везира, Потемкин понял, что генеральное сражение, к которому готовилась русская армия, выиграно Суворовым. Генералам полетели ордера: развить успех, ускорить действия против опорных пунктов противника. Приказом по армии главнокомандующий отметил подвиг суворовских войск, подчеркнув, что в сражении «оказали безпримерную храбрость полки карабинерные». В кульминационный момент последней фазы сражения, когда бежавший в беспорядке неприятель пытался спастить за полевыми укреплениями главного лагеря, Суворов принял решение, не предусмотренное уставами. Изнуренная пехота была не в состоянии быстро приблизиться к лагерю. И Суворов бросил вперед карабинерные полки. На плечах бегущих конница ворвалась в лагерь, а подоспевшая вскоре пехота довершила дело.