Посылка из Полежаева

Славку будто ошпарили кипятком — он сорвался с места, перегородил брату дорогу:

— Пока не скажешь — не отпущу.

Тишка непонимающе посмотрел на него, повернулся к Алику: неужели и Алику неизвестно? В газетах о Корвалане пишут, по радио о нём говорят, а они и не догадываются, что с ним творится?

— Корвалана двадцать второго марта будут судить, — не выдержал Тишка. — А вы тут с радиоприёмником возитесь…

Славик вернулся к столу, скрестил на груди руки.

— Тишка, ты мал и глуп, ничего не понимаешь, а паникуешь, — сказал он строго.

— Как это я не понимаю? — удивился Тишка. — Нам Мария Прокопьевна на классном часе рассказывала…

— «Мария Прокопьевна, Мария Прокопьевна»! — передразнил Славик. — Самому надо соображать.

— Ой, Славочка, я-то соображаю, а вот ты неизвестно, о чём думаешь. Нам Мария Прокопьевна…

Славка опять воздел руки к потолку.

— Ну, видишь, Альберт, какое это сокровище? — и, обозлённый на Тишку неизвестно за что, спросил: — Ты хоть знаешь ли, Тишка, что такое чилийская хунта?

— Знаю, — не очень уверенно ответил Тихон. — Это… плохие полковники.

Славка поскрёб в затылке: Тишкин ответ его обескуражил своей неоспоримостью.

— Ну это ясное дело… плохие… А кто они?

— Гитлеровские командиры…

Славка, обернувшись к Алику и явно дожидаясь от него сочувствия и поддержки, безнадёжно всплеснул руками.

— Ну, а кто, кто они? — настаивал он непонятно на чём.

Тишка пожал плечами.

— Ага! Не знаешь, — удовлетворённо заключил Славка. — Вот тебе и «Мария Прокопьевна»… Они — фашисты. А ты даже и этого не знаешь…

Тишка запротестовал:

— Так я же и говорил… Я же первым сказал, что гитлеровские…

— Тишка, чему тебя в школе учат? — важничая, остановил его брат. — Ответ нужно давать как? Ясно и чётко…

У Алика он становился не самим собой, а подражал Алику. Того хлебом не корми, а дай показать учёность. Ну, так у него в голове и в самом деле золотые россыпи — Алика и сейчас попроси прочитать наизусть стихотворение хоть из пятого класса — нигде не собьётся.

Алик, столь долго молчавший, всё же встал на Славкину сторону.

— Да, Тихон, — подтвердил он Славкину правоту. — За такой ответ тебе Петя-Трёшник и тройки бы не поставил.

— Ну, Петя-Трёшник… — не нашёлся, чем возразить ему Тишка.

Петра Ефимовича оттого и прозвали Трёшником, что он никаких оценок, кроме троек, не знает. Уж, говорит, ученик из кожи вон лезет, на явную пятёрку жмёт, а Пётр Ефимович ему р-раз — тройку в журнал вкатил… Иногда с плюсом спереди, иногда с минусом сзади, а то и с «вожжами» (с двумя минусами). Троек он не жалеет…

Петра Ефимовича Тишка знает с первого класса. Тогда никто и не думал, что он будет работать в Полежаевской школе.

Учительница русского языка Светлана Васильевна выходила за него замуж. Дело было зимой, в каникулы. И свадьба шла в учительском домике, за школой.

Кому не охота высмотреть Светланина жениха? Тем более, в Полежаеве все считали, что Светлана закончит учебный год и уедет к мужу в Берёзовку. Никто ж не подозревал, что Пётр Ефимович так её любит. А он, видите ли, совсем потерял рассудок, из райцентра, из школы-десятилетки, переехал в рядовое село, в восьмилетнюю школу. Такими чарами обладала Светлана.

Ну, и вечером, когда свадьба была в разгаре, вся Полежаевская ребятня ринулась к учительскому дому. Окна были высоковато. Так на плечи друг другу вставали, отыскивали на заледеневшем стекле вытаявшие кружочки и придирчиво разглядывали незнакомых гостей — кто из них жених.

— Какой он? — кричали нижние.

А верхние путались: кто из незнакомых мужиков подойдёт к Светлане — тот для них и жених.

— Да у него белый платочек в нагрудном кармане, — подсказывал Тишка и всё норовил сам забраться к кому-нибудь на шею: уж он-то бы жениха определил сразу — сколько женихов в кино ни видел, все с платочками.

Нижние, устав быть ишаками, сбрасывали с себя верхних. И хохот стоял под окнами, и гвалт, и грохот, когда верхние падали, шебурша заледенелыми валенками по обшитой тёсом стене.

Конечно, учителя и через двойные рамы услышали этот шум. Выходили на крыльцо ругаться.

Выйдут — из-под окна как метлой всех сметёт, закроют за собой дверь — и опять все под окнами.

И вот уж когда и учителям, и школьникам надоело играть в кошки-мышки, на крыльце появился незнакомый парень.

— Ребята, позвал он весело, — я жених. Давайте знакомиться.

Ребята прятались за углом, помалкивали.

— Никогда не думал, что вы такие трусы, — сказал жених. — Честное слово, я не кусаюсь.

Кто-то хихикнул, кто-то засмеявшемуся дал тумака.

— Ну, идите сюда, — притопнул на крыльце жених.

И Тишка, самый доверчивый, первым вылез из сугроба, в котором лежал. Жених веником охлопал с него снег.

— Тебя как зовут?

— Тишка.

— А меня Пётр Ефимович. — Жених протянул Тишке руку. — Не замёрз? Погреться не хочешь?

Ну, тогда потянулись из укрытий и другие.

Он всех повёл в дом, попросил, чтобы дали ребятам чаю, а сам то одного, то другого спрашивает:

— Тебя как зовут? А тебя?..

— Ты в каком классе? А ты?..

— Ага, в третьем… А ну-ка, расскажи мне стихотворение Тютчева «Нивы сжаты, рощи голы…».