И Косович начал расспрашивать девушку. Какой он, этот Осокин? Что о себе рассказывал, что ему нравится, а что он не любит? Много вопросов. Мухина успокоилась и стала рассказывать так, будто пыталась убедить, что ее возлюбленный – самый лучший человек на свете. А Косович слушал и запоминал. Жаль девушку. И ситуация дурацкая. Надо все-таки поговорить с ее начальством, чтобы не давали хода этому происшествию. Ну, не враг же она, не со зла, а от доброго сердца отпустила с дежурства свою связистку. Внушение сделать, наказать, предупредить. Но не ломать молодую жизнь.
– Он много пережил, несмотря на молодость, – задумчиво глядя в окно, рассказывала Мухина. – Тяжелое голодное детство в деревне. Много детей в то время умирало. И в их семье тоже. Да и совсем недавно. Павел чудом жив остался, когда разбомбили эшелон, в котором он ехал. Это под Ртищевкой было четыре месяца назад. Столько убитых было, столько людей в этом аду сгорело! А он… как будто для меня его ангел спас.
– Ох, девонька, девонька, – Косович поднялся, подошел к окну и стал смотреть на улицу. Мухина тяжело вздыхала за его спиной.
Механизированный корпус полковника Халова два месяца назад отвели в тыл для пополнения и отдыха. Выйдя из боев на южном направлении с огромными потерями, корпус остался почти без матчасти. Из ремонтных мастерских, с эшелонов, поступавших с востока, снимались танки, грузовики, орудия. Шли и шли маршевые роты. Фронтовики из госпиталей, новобранцы, только что призванные и прошедшие начальную подготовку в учебных частях.
Невысокий, коренастый, с чуть кривыми «кавалерийскими» ногами, полковник успевал все: встретить пополнение и вновь прибывшие танки, проверить работу складов, где свежие полки получали боеприпасы и снаряжение. Почти каждый день в штабе армии Халов настаивал на том, что корпус нельзя пополнять новобранцами. Для той боевой задачи, которая ему поручается, нужны только обстрелянные бойцы. В противном случае будет много неоправданных потерь.
На рассвете тремя колоннами части корпуса вышли к передовой в месте прорыва. За ночь были сделаны проходы в минных полях, артиллерия уже стояла на прямой наводке, в карточках указаны пристрелянные по ориентирам цели. На закрытых позициях расположились, готовые открыть огонь, гаубичные дивизионы.
В 3:50 шквал орудийного огня обрушился на передовые позиции фашистов на шести участках. Наиболее сильный огонь велся по узлу обороны в районе села Святки. Здесь нейтральная полоса представляла собой относительно ровный степной участок. Немцы, несмотря на мощную артподготовку, стали подтягивать резервы к Святкам и Поповке, в шести километрах южнее.
Через час огневой вал ушел вглубь вражеской обороны, уничтожая вторую линию, а вперед пошли танки и танковый десант. Однако на направлении, где немцы ждали основной удар советских частей, как раз у Святок и Поповки, в поле вышли всего по две танковые роты. Боевые машины с включенными фарами и ревунами некоторое время маневрировали в пределах видимости передовых окопов немцев, посылая во врага осколочно-фугасные снаряды. Спустя примерно полчаса танковые роты внезапно отошли назад.
Немцы, стянувшие к Святкам и Поповке все имеющиеся у них резервы, ошиблись. Прорыв случился севернее, в двадцати километрах, на трех участках сразу. Сметая ограждение из колючей проволоки, «тридцатьчетверки», при поддержке самоходок и тяжелых КВ, начали утюжить и без того разрушенные немецкие укрепления.
Пехота ворвалась в окопы и завершила начатое танками и артиллерией. К 8:30 утра ударные группы прорвали глубоко эшелонированную оборону врага, в прорыв устремились основные силы корпуса. Немецкое командование поняло свою ошибку и начало переброску резервов к местам прорыва. Особенно на следующую линию обороны на рубеже десяти-двадцати километров от передовой.
Однако части корпуса не пошли вперед. Резко изменив направление удара, корпус перешел в наступление в северо-западном направлении. Перерезав рокадную магистраль Романовское – Правдино, советские войска разнесли штаб пехотной дивизии немцев, взорвали склады боеприпасов и автомобильного топлива. На трех участках было уничтожено железнодорожное полотно, взорваны два моста на шоссе, что осложнило немцам переброску сил для ликвидации прорыва. Корпус оторвался от преследующего его врага и оказался в тактическом тылу фашистов.
Косович бодро шел по коридору госпиталя, улыбаясь молоденьким санитаркам и старательно делая серьезное лицо при встрече с врачами. Правда, миловидным женщинам-врачам он все равно многозначительно кивал. Кто-то отвечал статному капитану улыбкой, кто-то укоризненным взглядом, мол, вы в госпитале, дорогой товарищ, а не в городском парке на прогулке.
Поправив сползающий с плеч медицинский халат, Косович вошел в шестиместную офицерскую палату и бодро поприветствовал раненых. Окно и балконная дверь были открыты настежь, в палату вливался душистый майский воздух.