Посторожишь моего сторожа?

От сдерживаемого крика ее трясло: «Ты помнишь, что говорила Софи? Софи, которая не ошибается!». Но Катя смогла сломать историю, она не выполнила главного условия — она должна была жить, но она умерла. Если Катя смогла убежать от слов Софи, то и мы тоже сможем!

Мария вытерла слезы, понимая, что муж их не замечает и размышляет о своем. Они помолчали несколько минут, разве что стучали часы на стене, которых Мария не слышала ранее. Затем Дитер мягко и виновато сказал:

— Прости. Ты права. Я… не исполнил твоей просьбы.

— Но почему? Почему?

— Потому что я не могу так больше.

Она опешила:

— Как — не можешь больше? О чем ты говоришь?

— О чем?.. Я устал притворяться, что ничего не знаю!

— Чего не знаешь? Я не понимаю, не понимаю!

— Ты и не поймешь. Катя понимала — поэтому она и умерла!

Мария отступила от него к стене.

— Ох… значит, я чего-то не знаю. — Она не злилась, ей было не по себе. — Так чего же я не знаю?

— Ты… почти ничего. Что ты знаешь, например, об Альберте? Или об Аппеле? Что ты знаешь обо мне?

— Ты держишь меня за какую-то идиотку! — воскликнула Мария. — Я знаю, что вы были на войне. По-твоему, Дитер, я не знаю, что такое война?

— Это не просто война, Мари.

— Чушь! Я знаю, что ты — военный. А Альберт и остальные — они исполняют волю партии. Я не питаю больших симпатий к партии, сам знаешь, я не сторонник партии и мне не нравится эта война. Я знаю, что партия и война жестоки. Я знаю, что Альбрехт убивает людей. Я не наивная идиотка! Но что мы с тобой можем поделать?

— Не знаю. Возможно, ничего.

— Так к чему это? — беспомощно воскликнула Мария. — Боже мой, тебя словно бы тянет в эту бездну! Софи не ошибалась насчет тебя! Она сказала тебе: бросишь вызов партии — сдохнешь, ничего не добившись. Она говорила это! И Аппель сказал: нам нужно спасти тебя!

— Раньше я боялся предсказания Софи, потому что она напугала меня страшной смертью. Я не знал, как я могу умереть, не достигнув и сорока лет. А затем, Мари, я поехал на войну. На войне ты можешь сдохнуть в любую минуту. Ты перестаешь бояться любых предсказаний, любой обещанной тебе мучительной смерти, потому что на войне тебе в любое мгновение может оторвать голову и все конечности разом.

— Сейчас ты не на войне, — возразила Мария, — ты дома, и ты можешь умереть из-за бумажек на вот этом столе! Если ты их не уничтожишь, как сказал Аппель!

— Я их сожгу, если тебе станет легче. Я справлюсь и без них. Но не проси меня о сделке с совестью.

Прикусив язык, она слабо застонала от боли. Пока муж молчал, она вспоминала все ругательства, какие знала. Она ничего не понимала. О чем он говорит? Чего она не знает? Что изменилось в прошлом сентябре? Что он узнал такого, что ему легче умереть, чем жить с этим?

— Объясни мне, что происходит, — тихо попросила она. — Почему умерла Катя? Почему ты хочешь умереть?

— Я не хочу умирать, — с невольной иронией ответил он. — Я сожгу то, что ты просишь. Но я знаю… завтра или послезавтра к нам могут прийти, их не волнует, что я хочу или не хочу. Вопрос совести — не в том, чтобы умереть. Вопрос — это… прозвучит нелепо, но… сохранить свое достоинство.

— Мы… можем спастись! Мы… можем уехать!

— Я могу отправить тебя. Я пойму, если ты бросишь меня.

— Ты прекрасно знаешь, что без меня ты тут не останешься! Я не понимаю тебя! Что с тобой? Чего я не знаю? Из-за чего умерла моя сестра? Это связано с тем, что говорил Альбрехт?

— А что говорил Альбрехт? — резко спросил он.

— Я слышала, он говорил что-то Альберту. Я плохо его поняла. Все свелось к тому, что война — отвратительная штука. Альбрехт говорил о каком-то лагере и вспышке холеры в нем. А Альберт ему не поверил. Наверное, он говорил о воспитательном лагере для политических заключенных. Наверное, он там убивал кого-то.

— Он работает в лагере, — подтвердил Дитер. — Альбрехт. Он говорил о какой-то болезни?

— Кажется, о холере. Которая убила всех заключенных. А что?

— Это не воспитательный лагерь. Не для политзаключенных. Это механизм уничтожения.

Наверное, ей послышалось. Она поспешно спросила:

— Что, прости?..

— Как-то я был на машине… нет, не так. Мы с Катей собирали справки о ее муже. Она попросила меня поехать, она не могла просить Альберта… И Альбрехт помог нам кое в чем. Он попросил завезти его на работу, место было в 30 километрах, и я согласился, потому что хотел оказать ему услугу в обмен на услугу. Кате место… не понравилось. Она спросила Альбрехта: «Почему тут этот жуткий запах?». Он нам объяснил. Он прямолинеен. Он сказал «спасибо» и… пошел работать. А мы… ехали обратно.

Бессильно Мария опустилась в кресло. Она молчала, ей было омерзительно спокойно — она не понимала, отказывалась понимать. Что он говорит? Ничего не знала. Я ничего не знала. Катя ничего не знала. Дитер ничего не знал. Что, что, что они не знают?

Муж принес кастрюлю и бросил в нее часть документов.

— Дай мне, пожалуйста, зажигалку.

— «TGWW» — это же название книги? — спросила Мария.

— С чего ты взяла?

— Альберт говорил, шифры делают по книгам.

— Он прав.