Посторожишь моего сторожа?

— Всему виной женщина, на которой вы женитесь, — громче заговорила Софи, — вы хотите жениться на ней — и она станет причиной вашей ранней смерти. Она привлечет к вам несчастье. Вы окажетесь в темном и страшном месте, вас арестуют. Вас будут пытать. Вы проведете в тюрьме несколько месяцев, а затем вас отправят в то далекое место. Это судьба вашей жены — вы погибнете там же, где погиб много лет назад ее отец.

— Как вы… милы! — наигранно он рассмеялся. — Вы всем рассказываете… об арестах, пытках? Любопытно, за что меня арестуют, у меня будет много денег, почему бы мне не откупиться? Многим вы говорили это?

— Мне жаль, — Софи смотрела в потолок, — мою мать тоже арестуют и убьют. Мама не верит и смеется.

От страха заболели конечности, вязло во рту, разлетались мысли. Он несколько раз сглотнул, чтобы возвратить самообладание.

— А если я не женюсь на ней? То что изменится? Я умру?

Софи закрыла глаза.

— Я не знаю.

— А как я пойму, что это она? На свете миллионы женщин.

— Вы знаете ее. Она одна знает, откуда у вас шрам на щеке. Другим вы говорите, что вас ранили на юношеской дуэли. Вы знаете, о ком я говорю.

Устало она упала головой на скатерть и зашептала:

— Хватит, оставьте меня, оставьте…

Он вскочил и попятился. Его слегка тошнило. Спиной он вышел из синей комнаты — и наткнулся на Альберта.

Альма шла на гостя, а тот отступал от нее. Альберт был бледнее прежнего и явно не желал спорить с хозяйкой.

— Позвольте, я вас не оскорблял, — не повышая тона, а тише сказал он. — Зачем опускаться до оскорблений?.. Или вы не заметили, что в стране кризис, что правительство ничего не может, не пытается… чтобы исправить положение… Но вам-то что с того, с деньгами вашего отца?

— От вас другого и ждать было нельзя! — перебила его Альма. — Вы оскорбляете меня, не имея новых аргументов!

— Я вас пока еще не оскорблял.

— Как вы смеете работать в правоохранительной системе?.. Впрочем, что это я? Все знают, что наши правоохранители сплошь купленные мрази!

— Если вы можете доказать, что я не соответствую занимаемой должности, — холодно ответил Альберт, — я прошу вас уведомить об этом мое начальство. А вот так, бездоказательно… это очень глупо.

— Как же, как же…

— А ваши аргументы я могу услышать?

— Я сказала… все сказала вам… — заикаясь, произнесла Альма. — Такие, как вы, недостойны быть в обществе порядочных людей.

— Но, полагаю, я имею право на свое мнение?

— Честно? — разозлившись, сказала Альма. — Вы мутите всех, призываете к насилию!

— Ни к какому насилию я не призывал! Позвольте…

— Как же, не призывали! И это не ваши… громят лавки, избивают ногами людей, ни в чем не повинных!

— Где возбужденные дела по описанным вами происшествиям? Прошу вас, приходите ко мне, пишите заявление, если вы пострадавшая, — и, клянусь вам, я возбужу дело. Я не имею права отказать, если мне докажут наличие… Но вы не готовы меня выслушать, да? С каких пор юрист — враг человека?

— Вы лжете, вы все лжете! — ответила Альма. — О, послушать вас — вы чистенькие, ни пятнышка на вас нет! Спрашивается, отчего вас боятся? Таких, как вы, нужно изолировать! Вы опасны!

— Пожалуйста, — с улыбкой, уже не злой, сказал Альберт. — Но моя совесть меня ни в чем не упрекает.

И, ни на кого не посмотрев, он взял тренчкот и с досадой ушел. Жаннетт постояла неуверенно, после избавилась от чашки с чаем и поспешила за Альбертом из квартиры.

— Софи, Софи, собирайся! — закричала она из прихожей.

Расстроено Альма опустилась на стул и сказала, заметив близ себя Дитера:

— Мне показалось… не говорите мне, что я была с ним груба! Вы не знаете, что они вытворяют? И все прикрываются благом! Я не верю ни единому его слову! Тут не эмоции, а здравый смысл, понимаете? И нет в этом ничего плохого… что я честна, понимаете?.. А вы успели поговорить с Софи? Много она вам сказала?

Помолчав немного, она добавила:

— Этот злой человек, он, наверное, похож на своего отца. Тот страшный, жестокий человек. Вы читали, что он пишет?.. Все-таки мы очень зависим от нашего происхождения.

1940

Завизжала женщина.

— Что случилось? — спросил Аппель.

Услышав его, в гостиную бросилась горничная и закричала:

— Мадемуазель Катерину принесли!

И выскочила за парадные двери. За нею побежали остальные. Аппель замешкался, потому что производил вычисления: сколько прошло минут от ухода полицейских до их возвращения? Он прошел к дверям, но в них неудобно стояли Альберт и Альбрехт, мешая хорошему обзору. Без спросу он их потеснил.

Мария сидела на земле, вернее, почти лежала, хватаясь за тело на носилках; их опустили, полицейские стояли поодаль, как часовые на торжественном мероприятии. Тело было очень некрасиво: он заметил 17 ушибов и 12 ссадин, остальное, должно быть, было под одеждой и затрудняло счет. Лицо было не столько некрасиво, сколько странно, но в чертах его легко узнавалась Катерина.