Посторожишь моего сторожа?

— О, вы тот самый человек «просто без всего»! Я вспомнила вас! Хорошо, что вы пришли.

Будто не услышав последних ее слов, он обиделся.

— Что вы скривились? — заметив его унижение, после сказала Альма. — Вы что же, оскорбились? Но я не хотела! Я пошутила!..

Помолчав, она добавила мягко:

— Простите меня, если я вас оскорбила. Я не всегда понимаю, что могу оскорбить. Привыкла, что на меня никто не обижается.

Удивляясь молча ее новому тону, он смотрел мимо нее. Спокойная и сытая публика вызвала у него нечто, схожее с ужасом.

— Не смущайтесь, — сказала Альма и, по-дружески взяв его за локоть, отвела в сторону. — Вас не укусят. Разве я вам страшна? Скажите!

— Нет, вы… прекрасны, — честно ответил он.

Притягательна была не женщина — нет, лишь ее модное синее платье, изумрудная заколка в собранных по-выходному волосах, дорогая помада и тушь…

— Это нас же на митинге знакомили? — спросила Альма, чтобы отвлечь его.

— А-а-а… конечно. Такое забыть непросто. Я помню, митингующие были в красном, а вы — в голубом.

— Знаете, вы меня изумили, — как другу искренне улыбаясь, сказала Альма. — Я, как заметила вас, нашла, что мы похожи — внешне. Мы оба светлые. Вон, посмотрите! — Она указала на зеркало. — Но у вас глаза, как у меня, — золотистые. Мне сначала стало обидно. Папа говорил, что такие глаза редки, и я гордилась своими. А встретила вас — и поняла, что никакая это не редкость. Вот и обиделась. Вы меня простите, хорошо?..

Он невинно улыбался, стараясь скрыть, как смешны ему ее слова.

— Ну, мы вас накормим, — как новому человеку, сама уводя его в столовую, говорила она. — Вы такие голодные, я знаю, бедные мальчики. Вы не бойтесь, кушайте. Я слышала, у вас был голод, — с сочувствием добавила она.

— А у вас разве не было? — сухо спросил Дитер.

— Я выросла за океаном. У нас все было. Но я вас понимаю.

Чтобы его не стеснять, она посадила его подальше от важных гостей. Невыносимо стыдно ему было за то, что покровительство ему оказывает эта домашняя, но чужая женщина. Если от старого и почтенного человека, ее отца, он еще мог снести долю сочувствия, то ее доброе чувство было еще оскорбительнее, нежели ее нетактичные слова.

За столом говорили о партиях, о том, что напечатали у Него и чем ответила местная либеральная газета «Берсенкурьер»; о кризисе, об отменившем золотой стандарт заграничном банке, о миллионах безработных, о последних коррупционных случаях у них и — с особенной злобой — о своих подозрениях касательно президента. Он едва слушал — еда была восхитительна. Но тяжела была мысль, что двумя десятилетиями ранее те же самые блюда стояли на столе в его доме, те же разговоры велись с его отцом, а мать, так закончившая, спившаяся мать надевала вечернее платье и украшения и усаживалась за рояль. То, казалось, был иной мир. Иная жизнь, затонувшая после столкновения с айсбергом.

— Вам не нравится наша болтовня? — позже спросила его Альма.

— Нет. Вернее… Я слышал достаточно политических разговоров и ни один из них не привел к хорошему делу.

Она слабо улыбнулась.

— Папа нынче сказал, что помнит вашего папу. Папа сказал, его звали Райко.

— Все так. Если он помнит, что его звали Райко, значит, ваш отец хорошо знал моего.

— Папа сказал, вы из очень хорошей семьи, просто вам не повезло. Оттого мне нельзя задирать нос. — Она опустила глаза. — О чем вы думали за столом? У вас был такой сосредоточенный вид.

— Наверное, о том, как легко все потерять, намного легче, чем нам кажется, и часто мы не может это предотвратить.

— Я считаю, можно предотвратить все, — ответила Альма.

— Даже войну? Голод? Смерть близких?

— Я не вправе судить об этом. — Она прочистила горло. — Но я считаю, что мы можем… принять правильное решение. Например, я — папа отправил меня в Америку, и я ни в чем не нуждалась.

— Я понимаю, о чем вы. Но все же я верю в судьбу. Вернее, в то, что большинство событий неотвратимы.

Внезапно Альма рассмеялась.

— Вы верите в судьбу? — весело спросила она. — Неужели? Значит, вы захотите посмотреть на нашу девочку. Нет, она не наша. Ее нашла Жаннетт, приятельница папы. Она милая маленькая девочка, но она угадывает, что было в прошлом у человека, и главное — она рассказывает, что с ним произойдет дальше.

— Вы в это верите? — неуверенно спросил он.

— Во что?

— Что она умеет предсказывать судьбу.

— Нет. Я не верю в судьбу. Я верю в волю и правильный выбор — как я сказала ранее. Но гостям Софи нравится. Раньше крутили столы, чтобы вызвать духов, а Софи… точно такая же.

— Значит, она шарлатанка? — уточнил он.

— По моему мнению, она сама верит в то, что говорит. Но, я считаю, она очень хорошо понимает людей. Как это называют? Психолог? А будущее она выдумывает, как ей самой хочется. Если вы ей понравитесь, она нагадает вам долгую жизнь и богатство. Жаннетт приводит к нам ее иногда. Можете прийти к нам посмотреть на Софи.

— А Жаннетт, — спросил он внезапно, — это кто?

— Жаннетт Воскресенская, журналист, они с папой дружат. Вы ее знаете?

— Мы с ней встречались, — решив не лгать, сказал он.

— Так хотите?