Посторожишь моего сторожа?

— Поэтому?.. Почему ты в этом уверена?

— Я знаю, все знают.

Заметно было: она боится настаивать. Он слишком знал ее, чтобы и сейчас услышать, как бьются мысли за ее чистым лбом: что он хочет от меня, это игра, в которой я не хочу участвовать, это слишком, это… неправильно.

Несомненно, она специально. Она могла сесть, это было бы прилично, но вместо этого она легла, она расстегнула китель, чтобы привлечь внимание к красивой шее и выпуклой груди, а пила для храбрости, изображая из себя роковую женщину из заграничного фильма, а сейчас боится; сексуальность ее раскрывается в уютной и тихой обстановке, в шуме и красноте она играет, не понимая пока цены и опасности этой игры.

Он выпил новый бокал и, усилием воли отгоняя мысль о ее позе, спросил:

— Ты понимаешь, Кете, что мне нужно попросить моих знакомых? Которые занятые и которых нужно уговаривать? Ты понимаешь… что это… не столь легко?

Он уже прикинул, к кому стоит постучаться, и успокоил себя: ему не откажут, не в этот раз, Жаннетт — мелкая личность, чтобы она заинтересовала кого-то действительно влиятельного.

— Я… понимаю, — еле слышно ответила Кете.

Она опять смотрела поверх его плеча. Из роковой женщины в вызывающем костюме она превратилась в нерешительную юную девушку. Тело ее напряглось, словно готовясь к нападению.

— Сядь, пожалуйста, — попросил Альберт.

Ей пришлось схватиться за стол, чтобы выпрямиться.

— Это очень серьезно. Ты взрослая, Кете, и должна это знать. За серьезные просьбы нужно платить.

Кете пришла ко мне не потому, что знает о моих знакомствах. Она мне доверяет. Она уверена, что я замечу ее женственность и привлекательность, ее необычность в этом месте, в этом костюме. Она уверена, что может пообещать мне кое-что, но я не воспользуюсь этим, я откажусь. Возможно, ее возбуждает сама мысль, что она может соблазнить меня, прикрываясь просьбой о Жаннетт. Но Кете нужна помощь, она бы не обратилась, не случись неприятности. Как бы ни волновала ее эта мысль, она бы не пришла ко мне с пустячной просьбой. К кому бы она пошла, если бы не было меня? Осознает ли она, как опасно просить мужчин ей, женщине?

Чтобы развеять это сомнение, он спросил:

— А если я бы не помог тебе, к кому бы ты пошла потом?

— Не знаю, — помедлив, ответила она. Она смотрела мимо. — Наверное, обратилась бы к Г. Он бывал у нас несколько раз.

Понятно, она бы пошла к человеку, что наверняка бы стребовал с нее плату.

— Неужели это проблема? — Алкоголь подействовал: он возмутился больше обычного.

Испуганно Кете отпрянула.

— Это касается моей жизни. Это не блажь. Нам нужно уехать!

— Этой ценой?

— Какой?.. Тише!

— Счет, — крикнул он. — Собирайся, поехали.

— Я заплачу за себя, — заявила Кете.

— Я заплачу за тебя. Поехали на такси.

В машине она вжалась в угол и смотрела в темное окно. Он смотрел на ее колени, на них лежала фуражка, юбка немного задралась и в полумраке блестела обнаженная кожа. Желание потрогать ее было мучительным. Если я помогу Жаннетт и ей… Она хочет уехать. Ее мечта исполнится, если я выполню ее просьбу. Нельзя быть эгоистичным. Она права: ей не место в нашем режиме, в нашей стране и в моей жизни — это опасно и больно, это неправильно, неестественно.

— Я открою, — сказал он, но Кете уже рванула дверцу.

— Куда мы приехали? — спросила она.

Они стояли на мокрой, темной, пустой мостовой.

— Это мой дом, — просто сказал Альберт.

Кете поежилась. Затем решилась:

— Наверное, вы неправильно меня поняли. Я не собираюсь с вами… спать.

— Даже за тем, чтобы я тебе помог?

Она отступила на шаг.

— Вы — друг моей семьи. Вы можете помочь нам и без этого.

— Я уже сказал, что твоя просьба требует большего.

— Я не буду говорить с тобой в этом тоне! — вспылила она.

Она решительно развернулась, но он поймал ее за плечи и заставил посмотреть на себя. В ее глазах застыл гнев, смешанный с сильным, болезненным разочарованием. Он держал ее аккуратно, давая возможность высвободиться, но Кете терпела, напряженная, обозленная, и позволила взять ее за шею и немного отклонить ее голову. Волосы ее пушились, фуражка упала с макушки.

— Мне больно, — прошептала она, но не отстранилась.

Он больно прижал ее голову к себе и больно поцеловал ее сомкнутые губы. Она вцепилась пальцами в его руку, но он намеренно затягивал поцелуй, чтобы вызвать у нее неприятие. Со злости Кете укусила его за нижнюю губу. Он отстранился не сразу.

— Больно? — спросил он, вытирая губу.

— Нет, — резко ответила Кете и наклонилась за фуражкой.

— Раньше у меня была такая же.

— А, вы были коммунистом? Какие признания!

— Кете… Кете!

Она обиженно застыла. Он застегнул верхние пуговицы ее кителя. С нескрываемым сожалением Кете смотрела на его руки.

— Я вас укусила, — тихо сказала она.

— Ничего страшного. Обычное дело.

— И часто вас кусают?

— Нет, ты первая… Ты злишься на меня?

— Нет, — пробормотала она и опустила глаза. — Я злюсь на себя.

— Кете, пожалуйста, не поступай так больше, это… опасно.

— Вы поможете или нет? — перебила она.

— Я постараюсь. Мне ничего не нужно, но… ты должна была понять, чем это могло кончиться.