Post Scriptum

– Я обещаю вам, и обещаю при том клятвенно, что никогда не оставлю сыновей ваших в нужде, – произнес Антон Андреевич, взяв её слабую, почти безжизненную руку в свою, – Но скажите, ради Бога, чем же мне помочь именно вам? Как уменьшить ваши страдания?

– Мальчики, только мальчики мои беспокоят меня… Кабы я знала, наверное, что судьба их сложится легко и радостно, я ушла бы счастливой к мужу моему, без которого мне и день прожить, тяжкая мука.

– Ипатий Матвеевич был и остается мне другом, а потому я не отправлю его сыновей, хоть куда-нибудь, а особенно в сиротское заведение. Все они станут жить при мне. В моём доме, где, я верю, и остальные, так же, как я, будут им рады.

– Справедливость и милость Божия не обойдут вас, – сказала Меланья Ивановна, и лицо её, бледное, измученное, озарилось едва заметной улыбкой, – Вы меня от тяготы избавили… Благодарю вас за это… Теперь же, пожалуйста, покличьте сюда моих мальчиков… Я сама объясню им, что у них впереди…

Антон Андреевич, распахнул торопливо двери, и мальчики, шумно спорящие о чем-то между собой, тут же затихли, и по одному вошли в комнату. Самый младший из них, Артемий, бросился к матушке и обнял её.

– Подойдите ко мне и остальные, – велела строго Меланья Ивановна, – Теперь послушайте, – Телихова замолчала, переводя дыхание, но затем, собравшись силами, вновь продолжила, – ВЫ уже взрослые… Совсем большие… И то, что я говорю сейчас, вам должно принять смиренно и стойко, если же не сумеете так, то более я не смогу любить вас… Так вот, слушайте… Батюшка ваш, Ипатий Матвеевич, сегодняшним днём скончался.

Петя вздрогнул и отвернулся. Трифон и Викентий испуганно переглянулись.

– И хотя, отца более нет у вас, вы тем не меньше, никогда его не забывайте… Теперь обо мне…

Мальчики, смотрели на матушку не отводя глаз, и со страхом ждали, что же ещё скажет она им.

– Я умираю… И осталось мне совсем немного. Уже я смертные знамения вижу…

– Матушка! – закричал вдруг Артемий, и вытирая маленькими ладошками мокрые от слёз щеки, и рыдая, принялся целовать её. Другие сыновья, не сговариваясь, так же устремились к ней, и уселись на её постели с обеих сторон. Меланья Ивановна сдерживалась уже с трудом. Она боялась показаться перед детьми слабой, беспомощной, и оттого, старалась говорить сурово и без чувств.

– И вот, когда я умру, все вы станете жить у Антона Андреевича, в его доме… Обещаете ли вы подчиниться этой моей воле? Отвечайте теперь…

– Обещаем, – согласились с плачем мальчики.

VII.

Прошла ночь и ещё один день. Дети Телиховых появились в доме Антона Андреевича отрешенные, молчаливые. Говорили они только между собой, при других же всё больше попросту кивали головами или не отвечали вовсе. Полина Евсеевна сильнее остальных, жалела несчастных мальчиков, и они, среди всех отмечали её, единственную, своей приветливостью.

Пожалуй, одним только человеком, раздраженным присутствием Телиховых, стала Анфиса Афанасьевна.

– Антон, – говорила она нервно, – прошу тебя, подумай, теперь, когда мы полностью разорены, и позабыв о стыде и чести, представляем из себя банкротов, именно в это ужасное время, ты берешь в наш дом детей своего управляющего, совершенно для нас чужих, да ещё четверых, подумать только, четверых! Нет, верно, ты или сам спятил, или меня решил свести с ума.

– Анфиса, голубушка, постарайся же понять меня, ведь мне только твоего понимания и надобно, – возражал Смыковский, – помилуй, ну как же смог бы я оставить этих детей, среди нужды и лишений, сыновья Ипатия Матвеевича, который был не только управляющим моим, но и другом для сердца, не заслуживают такой участи, и не испытают её покуда я жив.

Анфиса Афанасьевна сердилась ещё пуще.

– Отчего же тогда, не принять тебе всех покинутых детей, а в особенности тех, чьи несчастные родители сгорели на том же пожаре, что и Телихов, и не устроить сиротский приют прямо здесь, в нашем доме, – кричала она.

Удивленный и раздосадованный её словами, Смыковский, однако, не успел ничего ей ответить, оттого, что в комнате в это время появился Андрей Андреевич, как всегда, внезапно и бесшумно.

– К чему же любезные мои, так громко и неистово спорить, – произнес он, неприятно улыбаясь, и чуть покачиваясь, от принятых уже, нескольких порций наливки, – ведь можно решить все и в тишине. Послушайте только, какая нынче вокруг стоит тишина… – и он многозначительно поднял голову к верху.

– Прояви хоть ты благоразумие, Андрей, – обратилась к нему Анфиса Афанасьевна, – окажи влияние на брата своего.

– А я и рад бы душенька, – взмахнув на нее руками, ответил Андрей Андреевич, – да разве он, хоть когда-нибудь послушал меня!? Нет! Ни единого раза! Только в чем же он на этот раз неблагоразумен?

– В недальновидности своей! В излишней щедрости к чужим, и равнодушии к собственным детям, в расточительности и в данных обещаниях, наконец! На что он приводит в дом сторонних детей? Зачем ему это? А главное, зачем это нам!?