Post scriptum

Обидно, что бабушка, дед Ник. Ив., дядя Тиша, Лена, тетя Маруся, Дедя с Бадей[270] и все Чистяковы, т. е. Петр Егорович с Евдокией Семеновной, Георгий Петрович с бабой Катей и Вера Петровна похоронены здесь.

Обедали в Кузьминках. Были: Алявдины (кроме Лизы, которую Виссарий привозил сюда вчера, в Страстную Субботу; они играли с Петей), Тат. Гребенникова и Галя Чаленко, мамина ученица, ставшая на днях ее крестницей. Это первая мамина крестница и поэтому мама ею очень гордится. Вечером мы уехали в Ясенево.

11/IV. Из вчерашних разговоров вспомнилось, что в пасхальную ночь на TV показали патриарха Пимена прямо из Богоявленского собора и его «Христос воскресе!» могли слышать те, у кого был включен телевизор. Беседа с патриархом (почти на всю страницу) была опубликована в «Известиях» два дня назад. Отношение властей к религии и Церкви за годы, прошедшие после смерти Брежнева, Андропова и Черненко, изменилось, но не знаю, насколько это серьезно и боюсь, что после того, как 1000-летие крещения Руси будет отпраздновано с помпой в Большом театре, отношения с властями снова станут такими, как были в предшествующий период. Боюсь, но, дай Бог, зря.

Сегодня Петя с одноклассниками и я вместе с ними, и мама были в Музее палеонтологии, который открыт почему-то только для экскурсий. Петя сказал: «Экспонатов настолько много, что всё как-то плохо запомнилось». Те музеи, где он бывал раньше, такого впечатления не производили на него. Про этот же музей надо сказать, что он не только богат своими коллекциями, но, главное, роскошно выстроен.

12/IV. Был на кладбище. Принес на могилу довольно много земли и засыпал канавку слева от могилы. Вечером – у Нины Мих. Вечер по поводу пасхальных дней.

15/IV. Вчера провел на кладбище несколько часов, сегодня – просто хандрю. Трудно собраться с силами и взяться за работу. С того момента, как я сдал Ливия, прошел почти месяц; за это время я не написал ни строчки, работаю только со студентами: с одной группой читаю Тибулла и Проперция по своей книжке[271], с другой – Овидия (Daedalus interea…)[272] по учебнику Козаржевского [273]. C’est tout. А надо бы поработать над записками о детстве: я застал то поколение, сформировавшееся и ставшее взрослым до 1917 года, которое теперь уже полностью ушло в прошлое. Это были совсем другие, нежели мы, люди. Тетя Оля, Борис Эдуардович Шпринк, Анна Петровна Фёдорова и др.

Что отличало их как от нас, так и от тех поколений, представителей которых надо, наверное, назвать детьми семнадцатого года (Анна Ал-дровна и Як. Ал. Фёдоровы, сестры Яновские и др.)? Думаю, что прежде всего щедрость: все они, не задумываясь о том, что надо что-то оставить для себя «про запас» на черный день, дарили всё, что у них было: вещи, деньги, силы, знания… Это было поколение христиан вне зависимости от того, верующими считали они себя сами или неверующими. Так, например, Б.Э.Шпринк всегда подчеркивал то, что он придерживается атеистических убеждений, но при этом во всех своих поступках он был подлинным христианином. Не случайно же апостол Иаков говорит об оправдании делами[274]. Мне кажется, что представителям этого поколения, выросшим в эпоху бурного расцвета как естественных наук, так и техники, самой историей было уготовано по-возрожденчески негативно относиться к любым формам традиционного мышления, а в том числе и к вере в Бога – она казалась им архаической и уже отжившей свое формой философии. Именно так говорил о религии Б.Э.Шпринк. При этом все они были воспитаны верующими родителями и дедами, а поэтому сами «по делам их» были христианами, причем в лучшем смысле этого слова[275].

После записи, сделанной 30.IV.81, прошло семь лет. Брежнев, про которого в последние годы его жизни говорили «Брежнев умер, но тело его живет», в конце концов скончался. По TV вся страна видела, как его гроб не опустили, а с грохотом уронили в могилу. Его сменил Андропов, ставший вначале наводить железную дисциплину: людей среди бела дня хватали на улицах, в магазинах и даже в кино прямо во время сеансов и проверяли, почему они не на работе. Это продолжалось до конца января 83 г., когда «сам» вдруг понял, насколько смешно выглядит эта охота, и осудил ее лично.