Post scriptum

Так, например, благодаря Клименту Александрийскому и Арнобию мы можем реконструировать миф о Пигмалионе. Из «Метаморфоз» Овидия известно, что художник Пигмалион изваял статую прекрасной девушки и сам влюбился в свое создание. Он обратился с молитвой к Афродите, главной богине на Кипре, умоляя ее оживить статую, что и было исполнено. Ожившая девушка стала женой Пигмалиона. Из стихов Овидия нашему современнику нетрудно сделать собственный вывод: такова сила любви, что и в мертвый камень она может вдохнуть жизнь! Но что же имелось в виду в древнейшем мифе? Вот как рассказан он у Климента: Пигмалион был царем на Кипре; словно живую женщину, он полюбил древнюю и весьма почитаемую на острове статую богини Афродиты. Статуя, согласно этому варианту мифа, конечно же, не ожила и не стала настоящей женой Пигмалиона. Оба автора (и Климент, и Арнобий) подчеркивают, что это была не просто прекрасная статуя, но именно статуя Афродиты, главной богини острова, причем статуя древняя и весьма почитаемая. Благодаря этой информации исследователю сразу становится ясно, что речь здесь идет о так называемом священном браке – ритуале, суть которого состояла в символическом супружестве царя с богиней, считавшейся подлинной царицей в той или иной стране. На Кипре, разумеется, такой богиней была Афродита.

Миф о Пигмалионе, без сомнения, родился из описанного выше ритуала. Но далеко не все мифы имеют такое историческое ядро. Размышляя об их происхождении, важно иметь в виду, что в мифологии находит отражение то въдение мира, которое некогда, в «догомеровские» времена, было присуще грекам. Осваивая окружающий мир, человек выражал в мифе то, из чего потом возникнут религия и философия, наука и право, а также и практическая мораль. Причем считать миф синтезом названных элементов было бы неправильно, так как в ту эпоху, когда он возник, ни науки, ни права еще не было. Зачатки философии, науки, права присутствовали в древнейшем мифе в неотделимом друг от друга виде. Так, Икар погиб, как известно, взлетев слишком высоко в небо (миф об Икаре пересказан у Овидия в «Метаморфозах»). Но почему погиб несчастный сын Дедала? Оттого, что не послушался своего отца, или, быть может, он оказался слишком близко от раскаленного солнца? На этот вопрос миф ответа не дает, ибо, что такое практическая мораль («слушайся отца»), а равным образом и что такое натурфилософия, согласно которой солнце – раскаленная глыба (так будет учить в V веке до н. э. афинский философ Анаксагор), он еще не знает. Более того, когда человек противопоставит одно другому, выделив тезис «слушайся отца» как моральный принцип, и начнет задумываться над тем, что такое солнце, вне связи с падением Икара, в это самое время миф как нечто живое умрет и превратится в сюжет для литературного произведения.

Древнейшие пласты в мифологии

Древний человек, испытывая естественный страх перед природой, воспринимал ее как нечто дисгармоничное и чудовищное, сама Земля казалась ему великаншей и матерью чудовищ; именно она порождает их и вскармливает. Так, детьми Земли (Геи) были круглоглазые исполины, так называемые циклопы, «несказанно ужасные», по словам Гесиода, сторукие и пятидесятиголовые Котт, Бриарей и Гиес.

Многие из чудовищ, рожденные воображением древнего грека, обладают смешанной природой человека и зверя; таковы кентавры (человек и конь), Эхидна (человек и змея) и Сфинкс (человеческое лицо и грудь, крылья грифона и туловище льва).

Каково происхождение этих чудовищ? Исследователи полагают, что такого рода образы возникли в человеческом сознании в ту эпоху, когда наши предки были еще не в состоянии противопоставить себя природе, не осознавали, что можно не просто собирать выросшие на земле плоды, но воздействовать на мир, их окружающий: строить жилища, плотины, возделывать почву. Мысля себя частью природы и не видя существенной разницы между собой и зверем, человек с легкостью допускал такое явление, как оборотничество, то есть превращение человека в зверя или птицу, в реку или дерево. Так возникли мифы о превращениях; позже они легли в основу «Метаморфоз» римского поэта Публия Овидия На-зона, который использовал их структуру как чисто литературный прием.

Сам Зевс превращается то в быка (похищение Европы), то в лебедя (история Леды, матери Диоскуров и Елены), он же превращает Ио в корову. Всё это происходит совсем не по прихоти поэта, которому хочется нарисовать для читателя забавную картинку. Мы имеем здесь дело с весьма архаичными мифами. Лишь столетия спустя после своего возникновения они превратились в такие изящные поэтические произведения, как «Европа» Мосха (II век до н. э.).