Post scriptum

Как воспринимал мир грек той эпохи, которая описана в поэмах Гомера, и в предшествующие ей времена? Камень, упавший с неба, то есть метеорит, и просто лежащий на дороге камень, всякое дерево, ручей, источник, скала над источником, ветер, поднимающий бурю на море или вырывающий с корнем вековые дубы, – всё это для него было одушевлено и полно силы. Причем в сравнении с силой ветра, реки или камня, который может быть сдвинут с места лишь усилиями нескольких взрослых мужчин, физическая слабость человека обнаруживалась особенно отчетливо. Итак, в природе всё одушевлено, всё живет своей жизнью: звезды смотрят на землю, дождь оплодотворяет ее, а земля, в свою очередь, рождает травы и цветы. Но этого мало: всё в природе персонифицировано, то есть обладает человеческим лицом: у ручья или источника есть голос, у одного – глухой, у другого – звонкий; у дерева есть стройный девичий стан (не случайно Одиссей, увидев на острове феаков царевну Навсикаю, сравнивает ее с юной и стройно-высокою пальмой), есть руки-ветви и зеленые кудри. В жилах у деревьев, как и у людей, течет кровь – древесный сок, выступающий на обломанной ветке; дерево, когда его рубят, стонет, следовательно, просит пощады. Как и люди, деревья умирают, хотя жизнь их исчисляется столетиями, а иногда они доживают до тысячи лет. Известно, что маслину сажает дед, ухаживает за ней его сын, и лишь внук начинает собирать плоды. Разумеется, в сравнении с такой жизнью та, которую влачат люди, кажется лишь прозябанием жалких существ, подобных кишащим в плесени пещер муравьям, как говорит Прометей в знаменитой эсхиловской драме. Деревья, ручьи, ветер во всех отношениях превосходят людей, они – боги. Позже, в начале VI века до н. э., философ Фалес воскликнет: «Всё полно богов!» Боги эти окружают человека повсюду и поэтому, естественно, становятся главными героями тех «слов» (миф – по-гречески «слово»), которые слагаются людьми. Вопрос о том, существует ли Зевс в действительности, в эту эпоху не возникает и, более того, возникнуть не может, как не встает вопрос о существовании неба, молнии, грома. Ведь это и есть Зевс! Точно так же как Посейдон, с точки зрения грека, жившего на рубеже второго и первого тысячелетий до н. э., вовсе не покровитель моря, а само бушующее море. Гефест – не бог огня, а тот самый огонь, что горит в очаге. Выражение «жарить на Гефесте» встречается у Гомера вовсе не случайно. Вспомним соответствующие строки «Илиады», повествующие о том, как греки приносят в жертву теленка:

      Выю загнули тельцу и заклали, и жир обнажили,
      Бедра немедля отсекли, обрезанным жиром покрыли
      Вдвое кругом и на них распростерли части сырые.
      Всё сожигали они на сухих безлиственных ветвях
      И, утробу пронзив, над пылавшим Гефестом вращали.

Внешне миф напоминает сказку, и мы зачастую путаем их сегодня, полагая, что у греков были мифы, у русских – сказки, в сущности, мол, одно и то же. Однако это далеко не так. Сказка вполне сознательно придумывается, причем как рассказчик, так и слушатель прекрасно понимают, что она выдумана, и «верят» ей, по выражению А.А.Тахо-Годи, известной исследовательницы греческой мифологии, «условно, в рамках своеобразной игры». Другое дело – миф; он так же реален, как реальна сама жизнь; в нем, с точки зрения грека древнейшего времени, ничего не придумано, а лишь обнажено и выражено в слове то, что существует на самом деле. Вот что об этом писал знаменитый русский философ А.Ф.Лосев: «Когда поэты говорят, что солнце поднимается и опускается, что утренняя и вечерняя заря есть какое-то горение, пламя, пожар и т. д., до тех пор им достаточно употребляемых метафор или символов. Но когда древний грек думал, что солнце есть определенного рода живое существо, а именно бог Гелиос, который на своей огненной колеснице поднимается на востоке, царит в зените, опускается на западе и ночью совершает свое тоже круговое движение под землей, с тем чтобы на другой день опять появиться на востоке, то это была уже не аллегория, не метафора и не просто символ, но то, что мы сейчас должны назвать особым термином, а именно это был миф»[60].

Откуда мы черпаем сведения о мифах