Древнейшие пласты в мифологии, как правило, заслонены от нас и литературой, возникшей позднее на базе мифов, и памятниками греческой пластики (работы Фидия, Праксителя и других мастеров). Тем не менее, занимаясь античной культурой, мы должны помнить, что между временем Гомера и эпохой поздней Античности лежит дистанция в полторы тысячи лет. За эти пятнадцать столетий неоднократно менялись религиозные представления, равно как и представления о красоте, нравственности; менялись представления о жизни, рождались и умирали философские системы. Вот почему каждый Аполлон интересен по-своему. Четырехрукий бог-губитель принадлежит далекой архаике (X–IX века до н. э.). Аполлон из гомеровского гимна, победитель Пифона, который бряцает на кифаре,
Быстрые ноги мелькают, и пышные вьются одежды, – это современник мраморных храмов, например, Геры в Олимпии или Аполлона в Коринфе. Боги, изваянные Фидием, – свидетели эпохи Перикла, ровесники строительных работ на афинском Акрополе и трагедий Софокла. Дух того времени прекрасно запечатлен в Софокловой «Антигоне»:
Наконец, Аполлон Бельведерский. И Винкельман, и большинство поэтов и писателей XIX века (в их числе Р.Менар) восхищаются этой статуей и считают ее едва ли не вершиной того, что оставила для нас античная культура. Нам, людям XX столетия, однако, кажется, что в Аполлоне Лeoxapa слишком много «элегантной манерности и показной парадности… которая, – как пишет А.Ф.Лосев, – заставляет нас видеть в нем не классику, а классицизм»[62]. Это естественно, ибо в IV веке до н. э., когда работал Леохар, каждый грек уже остро чувствовал, что эпоха расцвета для Эллады осталась позади. Искусство по этой причине питалось не чувствами дня сегодняшнего, как то было при Фидии, а, напротив, пыталось законсервировать идеалы того ушедшего времени, когда «Эллада рождала героев» (подразумевается именно эпоха Фидия). Поэтому Аполлон Бельведерский выглядит не столько живым цветком, сколько засушенным экспонатом из гербария. Зачастую такое же впечатление остается и от стихов, написанных поэтами IV века до н. э., сегодняшнему читателю почти неизвестных, причем именно по этой причине.
Выше уже говорилось о том, что в эпоху Эллинизма (III–II века до н. э.) жившие в Александрии греки, поэт Каллимах (прибл. 300–240 гг.) и многочисленные ученые из Александрийского Мусейона, стремились как можно точнее воспроизвести в своих сочинениях сведения о далеком прошлом Эллады. Каллимах был вынужден даже прилагать к своим написанным на мифологические темы стихам обширные примечания и словарь устаревших слов, значение которых было непонятно читателю.
Огромное внимание мифам, их необычным и малоизвестным вариантам уделяли также поэты и ученые, работавшие в Пергаме и Антиохии – малоазийских центрах науки и культуры, соперничавших с Александрией. Среди них непременно должен быть упомянут Полемон из Илиона (III век до н. э.): его многочисленные, но дошедшие до нас лишь в отрывках труды (периэгезы) напоминали современные путеводители[63].
Полемон рассказывал в них о достопримечательностях, находившихся в разных областях Эллады; причем, описывая храм, статую или картину, он всегда сообщал о мифах, легендах и ритуалах, связанных с описываемым объектом. Для Полемона и его современников представляют значительный интерес вещи, унаследованные от прошлого: оружие, разнообразные сосуды (амфоры, гидрии, килики, пифосы), музыкальные инструменты, украшения, ювелирные изделия, одежда и мебель. С точки зрения писателей поздней Античности, без этих немых свидетелей минувшего вообще невозможно восстановить прошлое, в том числе и мифологическое. Вот почему эллинистические авторы постоянно подчеркивают, что Аполлон изобрел кифару, а Гермес – лиру, участник Троянской войны Паламед был первым, кто придумал игру в кости, и т. п.